– Как ты это сделал? – прошептала она, не открывая глаз.
– Значит, теперь ты еще и разговариваешь сама с собой.
Риэль быстро открыла глаза и вскочила на ноги. Возле окна в дальнем конце кабинета королева Женевьева поднялась из кресла с высокой спинкой и посмотрела на Риэль, выразительно приподняв бровь.
– Моя королева! – Риэль поспешно присела в реверансе. – Я не… я не заметила вас… – она сглотнула и глубоко вздохнула. – Приношу свои извинения. Я бы никогда не осмелилась вторгнуться сюда, если бы знала, что вы тут отдыхаете.
– Я не отдыхала, а раздумывала над ситуацией. Я часто прихожу сюда, чтобы предаваться размышлениям. – Королева пересекла комнату, она была одета по-домашнему: в сером халате, отделанным синим шелком.
– И ты, кажется, тоже нередко здесь бываешь?
Не было смысла притворяться.
– Лишь иногда.
– Я должна была бы наказать тебя. Или, по крайней мере, твою охрану. Но, полагаю, ты и так достаточно наказана.
В присутствии королевы Риэль часто чувствовала себя ребенком, которым когда-то была, подбивая Одрика и Людивин на самые невероятные проказы здесь, в Бейнгарде. Однажды они втроем ворвались в гостиную королевы, весело крича, как раз в тот момент, когда Женевьева пила чай с приезжими сановниками из Мазабата. Не прошло и пяти минут, как отец Риэль догнал ее, улепетывающую вместе со своими друзьями, затащил в ее комнату и очередной раз надолго запер там в наказание.
У нее никогда не было возможности узнать Женевьеву так же хорошо, как Одрика или короля Бастьена. Королева была Совилье до кончиков ногтей, но без единого лучика тепла, которым в избытке обладала Людивин.
– Пожалуйста, моя королева, – с нажимом сказала Риэль, – не наказывайте Эвилин. Боюсь, это я заставила ее впустить меня сюда, убедив, что если она не выполнит мою волю, то я призову на нее гнев божий, как только меня признают Солнечной Королевой.
Королева Женевьева тихо, невесело рассмеялась.
– Риэль, ты меня поражаешь. Эти испытания призваны усмирить твой нрав и запугать тебя, и все же ты относишься к ним так легкомысленно, словно это обычная детская игра.
Риэль замялась, но потом все же ответила:
– Если я не буду относиться к ним легкомысленно, моя королева, страх поглотит меня, и я погибну.
Королева наклонила голову, затем присела на диван напротив Риэль.
– Зачем ты пришла сюда сегодня ночью?
Риэль взглянула вверх на бестиарий, нарисованный на потолке.
– Мне очень нравится бывать здесь. Крылатые кони всегда были моими любимцами. Эти картины напоминают мне мою мать… вернее, те истории, которые она мне рассказывала.
Королева Женевьева долго смотрела на нее.
– Похоже, ты пытаешься обмануть меня сейчас, леди Риэль, так же, как обманула свою бедную стражницу?
Риэль моргнула от удивления.
– Нет, моя королева. Я говорю вам правду. Возможно, я излишне откровенна.
– Нисколько. На самом деле, я думаю, что именно это и нравилось мне в тебе больше всего.
– О! – Риэль рассмеялась.
– Что же тут смешного?
– Простите, моя королева. Я застигнута врасплох вашими словами, вот и все. Наверное, мне просто нужно поспать. Я нервничаю.
– Должна отметить, ты всегда была хорошей подругой моему сыну и племяннице, – помолчав, сказала королева. – Дело в том, что ты… – Она замолчала, на минуту задумавшись. – Хитроумная и очень изобретательная. Своенравная и… такая очаровательная. Весьма взрывоопасное сочетание. Именно это и вызывает у меня беспокойство.
– А теперь вы знаете, что я, такая хитроумная и своенравная, скрывала от вас свои тайны все эти годы.
Королева Женевьева кивнула.
– Именно, и мне интересно, какие еще тайны ты можешь нам однажды открыть.
Риэль заставила себя не отвести глаз под задумчивым взглядом королевы, который так явственно напомнил ей Одрика, что у Риэль перехватило дыхание.
– Подойди и присядь рядом со мной. – Королева похлопала по сиденью кушетки. – Мы вместе помолимся святому Гримвальду, чтобы завтра он принес тебе успех.
После секундного колебания Риэль подчинилась. Долгое время обе молчали. Затем королева нетерпеливо вздохнула и взяла руку Риэль в свою.
– Меч, выкованный молотом в пламени, – прошептала королева в молитве, – разит уверенно и быстро.
– Сердце, выкованное в жестокой битве, – вторила ей Риэль, закрыв глаза, – победит любого врага.
– Святой Гримвальд Могучий, – продолжала королева, – прошу тебя, возьми под свою защиту это дитя завтра, когда она будет сражаться, чтобы защитить свое доброе имя и доказать свою верность моему мужу, королю, и Его Преосвященству Архонту. – Королева чуть помолчала. – Мои дети питают к ней искреннюю любовь, и я молю тебя, сделай так, чтобы она вышла целой и невредимой из испытания и в конце завтрашнего дня мои близкие ощутили радость, а не отчаяние от потери.
Риэль, не отрываясь, смотрела на королеву.
– Моя королева, я… я от души благодарю вас за эти слова.
Королева, не открывая глаз, лишь нежно сжала руку Риэль.
– Иногда я забываю, что, несмотря ни на что, ты всего лишь девочка, Риэль. А ни одна девочка не должна остаться без матери в такую ночь.
Риэль больше не могла говорить, у нее перехватило горло – она просто сидела рядом с королевой, и, закрыв глаза, представляла себе, что рука Женевьевы – это на самом деле рука ее матери, живой, не сгоревшей в том жутком пожаре.
* * *
Они построили для нее клетку.
Риэль смотрела на нее из-за полога палатки, кровь стучала у нее в ушах.
В узком проходе между горами Кримель и Перидор маги земли вырыли в каменистой почве квадратную яму глубиной в пятьсот футов. И мастера металла из Кузницы – Храма Металла – возвели огромную клетку в этой яме.
Это был куб из железных прутьев, черный и пугающий, с покрытыми шипами, скрипящими и стонущими металлическими внутренностями, которые вращались как зубчатые колеса часового механизма, и сдвигались относительно друг друга каждые несколько секунд. В любой момент половина механизмов этого железного куба могла прийти в движение. Металл с лязгом ударялся о металл. Горячий маслянистый запах скрежещущих шестеренок и резкий металлический привкус, характерный для магии мастеров Кузницы, – запахи, которые напомнили Риэль о ее отце, маге металла, – поднимались из ямы, как невидимые клубы дыма.
Каким-то образом Риэль придется перебраться из одного конца этого двигающегося, лязгающего и крутящегося лабиринта в другой, избежав участи быть раздавленной, разорванной или насаженной на острые шипы. И все это время тысячи зрителей будут наблюдать за ней с трибун, воздвигнутых магистрами по краям ямы.
