– Чем я могу тебе помочь? – Реми сильнее прижался к ней. – Хочешь, расскажу тебе сказку?
– Думаю, мне стоит прогуляться. – Комната, которую им выделила Камилла на время их пребывания в Вертепе, была роскошной, но воздух там был довольно затхлый и спертый. Элиане казалось, что ее закутали в тяжелое одеяло, и с каждым движением оно заматывалось вокруг нее все теснее, так, что она даже руки не могла поднять.
– Прости, – прошептала она, быстро поцеловала Реми в лоб, выкарабкалась из постели и направилась к двери.
– Я люблю тебя, – раздался тонкий, неуверенный голосок Реми.
– Я тебя тоже люблю, – ответила Элиана и вышла в коридор.
Апартаменты Камиллы были довольно просторными – целый лабиринт спален, гостиных и ванных комнат, украшенных картинами и скульптурами из Аставара, которые она явно покупала на черном рынке. Если бы Элиана решила исследовать все помещения, то, в конце концов, сдалась, заблудившись и поддавшись панике, пока кто-нибудь не наткнулся на нее утром.
Хорошо, что комната Нави находится так близко.
Она тихонько постучала в дверь, пытаясь собраться с мыслями. Что она скажет принцессе? И какое право она имела жаловаться Нави на кошмары, которые сама же и породила?
«Надо уйти», – думала Элиана, все еще поеживаясь от ночного ужаса, не спешившего покидать ее.
Но тут дверь открылась и на пороге появилась Нави – с взъерошенными со сна волосами и встревоженными глазами.
– Сама не знаю, зачем я к тебе пришла, – начала Элиана. – Я не имею права просить тебя о сочувствии.
Нави обняла ее за талию.
– Мы же теперь подруги, не так ли? У тебя просто ужасный вид.
Она провела Элиану в свою освещенную свечами комнату, уселась на постель и наблюдала, как Элиана возбужденно ходит взад-вперед.
– Вижу, тебе приснился кошмар, – заметила Нави.
Элиана кивнула. Горло ее сжималось от подступающих слез.
– Эти заключенные на заставе… Я слышала их крики о помощи и начала их искать, но никак не могла найти, а потом… обнаружила мать. Она была мертва. – Она замолчала. – Они все были мертвы.
– А раньше тебе снились кошмарные сны о твоих жертвах?
Этот простой вопрос разорвал душу Элианы, словно вспоров одним из ее кинжалов.
– Нет. Я никогда не позволяла жалости и раскаянию беспокоить меня. Просто не могла себе этого позволить. Иначе не смогла бы выполнить ни одного задания. И что бы тогда стало со мной и моими близкими?
– В том мире, в котором мы живем сейчас, – сказала Нави, – никто из твоей семьи не может чувствовать себя в безопасности. Несмотря на все то, на что ты пошла ради них.
Элиана рассмеялась.
– Ты права. Несмотря на всю мою грязную работу, наша мать исчезла, отец погиб, а мы с Реми можем лишь полагаться на милосердие людей, на которых я обычно охотилась. А Харкан…. – Мы не можем знать это наверняка. Может быть, он все-таки еще жив.
Она провела по волосам пальцами, как гребнем.
– Тогда ради чего ты все это делала?
А ведь Харкан задал ей тот же самый вопрос в день казни контрабандиста по кличке Перо. «Боже, помоги нам. Эл, что мы делаем?» Элиане казалось, что с того дня прошли долгие годы. Она чувствовала, как тягостные воспоминания тяжелым грузом ложатся ей на плечи, впиваются в них и давят, как чьи-то безжалостные пальцы.
Нави долго хранила молчание, а потом снова заговорила.
– Как бы то ни было, события последних дней научили тебя, что в жизни – и даже на войне – есть и другие важные вещи, помимо выживания. Возможно, в этом смысл всего того, что с тобой случилось. – Она поднялась и положила мягкую ладонь на грудь Элианы. – Ведь ты, наконец, начала пробуждаться и вспоминать, что такое сострадание.
Элиана оттолкнула Нави с резким смехом.
– Ты обо мне слишком хорошо думаешь.
– Ты к себе несправедлива.
– А что бы ты чувствовала на моем месте?
Нави наклонила голову.
– Возможно, то же самое.
– Я лишена сострадания и жестока до мозга костей. И не могу быть другой.
– Я в это не верю. И что самое главное, ты в это тоже не веришь.
– Но я должна быть в этом убеждена! Иначе…
Элиана замолчала. Ее охватила такая страшная паника, что ей казалось, что кровь с шипением закипает под кожей. Дыхание ее было частым и прерывистым.
– Элиана, – Нави взяла ее за руки. – Пожалуйста, присядь. Дыши спокойно.
Но Элиана отпрянула от нее.
– Звучит глупо, но… мне всегда казалось, что вместо сердца во мне сидит кровожадное чудовище. Вот почему мне так легко охотиться на людей, убивать их. – Она прислонилась к дальней стене, сердито вытерла глаза, посмотрела в потолок. – Именно это чудовище радуется при мысли, что меня называют Ужасом Орлина. Я так себе говорила и сама в это поверила.
– Чудовища не проливают слезы над убитыми, – произнесла Нави. – И не испытывают сожалений.
Но от этих слов Элиане не стало легче. Она покачала головой. Перед глазами все плыло – в дрожащем свете свечей комнату наполняли неясные тени.
– Если я не чудовище, – едва слышно прошептала она, – то какое оправдание может быть у меня за все ужасные вещи, которые я творила?
– Элиана, посмотри на меня.
Она подчинилась, вдруг осознав, что сползла на пол и Нави стоит на коленах перед ней, сжимая ее ладони.
– Во всех нас есть темное начало, – произнесла Нави, – но если мы задержимся в этих тенях, то потеряем себя. Напротив, мы должны стремиться к свету по мере возможностей, и сейчас с тобой именно это и происходит. Я вижу это собственными глазами.
– Ты слишком легковерна, – проворчала Элиана.
– А у тебя просто не хватает веры.
– Вера не помогает выжить.
– Однако, со временем, она помогает побеждать в войнах.
Элиане было трудно дышать от нестерпимого жара, рвущегося из ее груди.
– Позволь мне с тобой не согласиться.
– А я этого и не требую.
– Но я сама этого хочу. Раньше я была такой же, как ты. Как Харкан. – Боже, Харкан. Она всхлипнула и смахнула слезы с глаз. – Проклятье, мои руки все еще дрожат. Я не могу такой оставаться, или меня убьют в первой же стычке и мы никогда не найдем мою мать.
Голос ее прервался. Она задыхалась от страха, волнами захлестывающего ее тело. Обхватив ноги руками, она уткнулась лбом в колени.
А потом чья-то теплая рука начала медленно поглаживать ее между лопатками, описывая круги. Так всегда делал Харкан, когда ей было трудно заснуть. Так делала ее мать, когда Элиана в детстве отказывалась есть, скучая по пропавшему отцу. Они вместе сидели при свете умирающих свечей и ночь за ночью ждали, когда, наконец, послышатся его шаги на пороге.
