– Из нашей картотеки следует… в общем, если честно, у нас вообще нет никаких данных на Джона.
– Джонни, – поправила Джейнис.
– Простите. Все данные на Джонни, которые мы имеем, пришли отсюда, из Нации навахо. Поэтому наш первый вопрос: почему так случилось?
– До прошлого года Джонни никогда не уезжал отсюда, – сказала Джейнис.
– Ясно, – ответил я. – И все-таки почему?
– Джонни был немного заторможенный, – сказала Джейнис. – В тринадцать лет мы отвели его к доктору. Тот сказал, что у Джонни ай-кью семьдесят девять или восемьдесят. Чтобы что-то понять, Джонни требовалось очень много усилий и времени. Мы оставляли его в школе сколько могли, чтобы он мог общаться с друзьями, но он не успевал за остальными, потом совсем перестал туда ходить, а мы не принуждали.
– Он не всегда был таким, – поправила Май. – Малышом он был очень смышленым. Но в пять лет заболел. И потом уже не был прежним.
– У него был синдром клетки?
– Нет! – воскликнула Май. – Он не был калекой. – Она замолчала, видимо осознав свою оплошность. – Простите.
Я поднял руку:
– Ничего страшного, все в порядке. Иногда люди заражаются синдромом Хаден, но не становятся запертыми. Хотя вирус все-таки может навредить. Вы сказали, он заболел. Как это проявлялось? У него был жар? А потом начался менингит?
– У него мозг раздулся, – сказала Май.
– Значит, менингит. Мы просканировали его мозг после его гибели, и выяснилось, что структура мозга такая же, как у хаденов. Но мы обнаружили и кое-что еще. В его голове оказалось то, что мы называем нейронной сетью.
Джейнис с недоумением посмотрела на Редхауса.
– Это такая аппаратура, – пояснил тот. – Позволяет отправлять и получать информацию.
– В моей голове дома она тоже есть, – сказал я и постучал по виску своего трила. – Это позволяет мне управлять этой аппаратурой отсюда, чтобы я мог находиться здесь, с вами.
Май и Джейнис казались сбитыми с толку.
– Но у Джонни ничего такого в голове не было, – наконец произнесла Май.
– Простите, если я бестактен, но вы совершенно в этом уверены? – спросил я. – Нейронную сеть нельзя поместить в голову случайно. Она вставляется специально для приема и передачи сигналов мозга.
– Он жил со мной всю жизнь, – сказала Май. – Он жил тут с его матерью и Джейнис, потом его мать умерла, и я заботилась о нем. Тут с ним такого не могло случиться.
– Значит, ее установили после того, как Джонни уехал, – заключил Редхаус.
– Кстати, – заметил я, – а почему Джонни вдруг решил уехать, если раньше никогда не покидал Нации навахо?
– Он нашел работу, – ответила Джейнис.
– Какую?
– Он говорил, что помощника-референта.
– У кого?
– Я не знаю.
– Джонни подговорил одного друга, чтобы тот отвел его в этот новый компьютерный дом в Уиндоу-Рок, – сказала Май. – Он слышал, что им там нужен уборщик, а это он умел делать. Он очень хотел помогать мне. Пошел туда и спросил про работу, а потом на следующий день ему велели снова прийти. И когда он вернулся в тот вечер, то дал мне тысячу долларов и сказал, мол, это половина его первой зарплаты на новой работе.
– На месте уборщика? – уточнил Редхаус.
– Нет, на другом, – поправила Май. – Он сказал, что, когда пришел туда, его спросили, не хочет ли он другую работу, где больше платят и можно путешествовать. Все, что нужно делать, – это выполнять разные поручения своего начальника. Он сказал, это что-то вроде старшего слуги.
– Значит, он уехал, – резюмировал я. – И что потом?
– Каждую неделю мы получали от Джонни перевод, – сказала Май, – и он иногда звонил. Он просил меня переехать в какое-нибудь хорошее место и купить новые вещи, вот мы сюда и перебрались. А несколько месяцев назад он вдруг перестал звонить, но деньги исправно приходили, поэтому я не слишком беспокоилась.
– Когда был последний перевод?
– Два дня назад, – ответила Джейнис. – Я забираю бабушкину почту.
– Вы не против, если я взгляну на него?
Женщины замялись.
– Агент Шейн не собирается использовать его как улику, – пояснил Редхаус. – Просто на нем может быть что-то важное.
Джейнис встала и пошла за переводом.
– Джонни когда-нибудь говорил, на кого работает? – спросил я у Май.
– Он сказал, что его босс не любит огласки, – ответила Май. – Я не хотела, чтобы мальчик потерял работу, поэтому не расспрашивала.
– Ему нравилось то, что он делал? – спросил я; в этот момент подошла Джейнис и протянула мне перевод; я быстро просканировал его с одной стороны, потом с другой и вернул ей с благодарностью.
– Вроде бы нравилось, – сказала Май. – Он никогда не говорил о работе ничего плохого.
– Он так обрадовался возможности путешествовать, – снова усаживаясь, сообщила Джейнис. – В первую пару звонков говорил, что побывал в Калифорнии и Вашингтоне.
– В штате Вашингтон или в столице? – уточнил Редхаус.
– В столице, кажется, – сказала Джейнис.
– Но потом Джонни сказал, что босс не хочет, чтобы он рассказывал, где был, и больше он ничего про это не говорил, – добавила Май.
– Когда он звонил последний раз, он сказал что-нибудь необычное? Ничего не показалось вам странным? – спросил я.
– Нет, – покачала головой Май. – Сказал, что неважно себя чувствует… нет. Сказал, его кое-что беспокоит.
– Беспокоит? Что?
– Какое-то испытание? – предположила Май. – Ему надо было что-то сделать, поэтому он нервничал. Точно не помню.
– Ничего страшного, – поспешил успокоить я.
– Когда мы его увидим? – спросила Джейнис. – То есть я хотела сказать, когда его привезут домой?
– Не знаю, но могу уточнить, – предложил я.
– Его нужно похоронить здесь, – сказала Май.
– Я сделаю все, что в моих силах, обещаю, – заверил я.
Женщины безучастно посмотрели на меня.
– Они довольно спокойно восприняли новость, – заметил я, когда мы с Редхаусом вышли из трейлера и направились к машине.
– Некоторые из нас стараются сильно не выражать своих чувств перед лицом смерти, – сказал он. – Считается, что, если продолжать горевать, дух умершего может не освободиться и не уйти дальше.
– Вы в это верите?
– Не важно, верю я или нет, – ответил Редхаус.
– Справедливо, – согласился я.
– На переводе что-нибудь удалось найти?
– Серийный номер и код отправителя. Хотите узнать их?
