– То есть, чтобы интегрироваться, вам нужно было напиться?
– Выпить, а не напиться. По крайней мере, поначалу, – поправила меня Ванн. – Мне надо было принять ровно столько, чтобы не паниковать, ощутив кого-то в своей голове. Я обнаружила, что если выдержу первые пять минут, то сумею продержаться до конца сеанса. Удовольствия мало, но, по крайней мере, терпимо. А когда сеанс заканчивался, я принимала еще пару стаканчиков, чтобы расслабиться.
– Но вы не хотели бросать работу, – заметил я.
– Нет. Выбор простой: либо ты проводишь минимум времени в качестве профессионального интегратора, либо возвращаешь все, что было потрачено на твою учебу и подготовку. У меня таких денег не было. К тому же я искренне хотела быть интегратором. Просто не могла им быть в трезвом состоянии.
– Понятно, – сообщил я.
– Первое время это вообще не казалось проблемой, – сказала она. – Я научилась с точностью отмерять, сколько именно мне нужно выпить, чтобы пройти сеанс. Я никогда не напивалась вдрызг, и клиенты ничего не замечали. Я получала хорошие отзывы, была востребована, и никто даже не догадывался, что́ за всем этим стоит.
– Но это продолжалось недолго.
– Да, – согласилась Ванн, сделав еще глоток. – Панический страх так и не прошел. Со временем ничего не менялось. Становилось только хуже, и в конце концов я была вынуждена повысить свою «терапевтическую дозу», как я это называла.
– Они заметили, – сказал я.
– Нет, не заметили. Я научилась очень хорошо играть свою роль. Все, что касалось физической стороны работы интегратора, я делала на автопилоте. Но чего я не могла, так это вовремя ударить по тормозам. Иногда клиент хочет делать то, что не оговорено в контракте. Когда это происходит, нужно остановить его. Если он продолжает настаивать, надо прервать сеанс и доложить о случившемся. Если все очень серьезно или если клиент уже имел проблемы с интеграторами, он попадет в черный список и больше не сможет ни с кем интегрироваться. Но такое бывает нечасто, потому что интеграторов настолько мало, что большинство хаденов не хотят потерять хотя бы одного. – Она допила виски.
– И это произошло.
– Да.
– Что именно случилось?
– Девчонка-подросток решила узнать, каково это – умирать. Заметьте, кончать с собой она вовсе не хотела. Она хотела жить. Но ведь жутко интересно, как люди умирают, правда? Что они чувствуют в последнюю секунду, когда понимают, что спасения нет. Она поняла, что, в отличие от большинства людей, может позволить себе реализовать свои фантазии. Нужно только подтолкнуть интегратора в последний момент. И вот оно, желанное мгновение перед смертью, а поскольку каждый знает, что интеграторы не дают своим клиентам делать глупости, все будет выглядеть так, будто интегратор сам сделал это, а его клиент – всего лишь невинная жертва. Нужно только найти интегратора, которого можно будет отвлечь на короткое время.
– Как она узнала?
– Что я подхожу для ее плана? Она не узнала. У нее не было долгосрочного контракта, поэтому она обратилась в интеграторский банк Национальных институтов здравоохранения, где нас выбирали случайным образом, и получила то, что выпало. Просто так сложилось, что это оказалась я. – Ванн немного помолчала, прежде чем продолжить: – Ну вот, а потом это случилось. Она ведь все продумала, Шейн. Знала до мелочей, что будет делать и как, и так хорошо играла свою дрянную пьеску, что, когда мы интегрировались, я даже не заподозрила неладное. Только почувствовала, что она сильно волнуется. Ну так почти все клиенты волнуются, когда они со мной. Для этого и нанимают интегратора – чтобы сделать что-нибудь волнительное в настоящем человеческом теле.
– И как она хотела убить вас? – спросил я.
– При заказе интегратора она сказала, что он нужен ей для похода в зоопарк. Якобы родителям удалось достать для нее специальное приглашение, чтобы она могла поиграть с маленьким тигренком. Это был их подарок к ее дню рождения. Но сначала она захотела погулять по Национальной аллее и посмотреть на памятники. И вот мы интегрировались, прошлись по аллее и спустились на станцию метро «Смитсониан», чтобы ехать в зоопарк. Мы стояли у края платформы и смотрели, как подъезжает поезд. А в самый последний момент она прыгнула. Я почувствовала, как она напряглась, почувствовала, что она задумала, но не успела среагировать. Перед сеансом я догонялась четырьмя порциями текилы. К тому времени, когда я наконец опомнилась, мои ноги уже оторвались от пола и я уверенно двигалась под колеса. Уже ничего нельзя было сделать. Я должна была умереть, потому что меня убила клиентка. А потом меня вдруг резко дернули назад, и я грохнулась на платформу. В ту же секунду мимо пролетел поезд. Я подняла голову и увидела рядом с собой какого-то бомжа. Позже он рассказал мне, что обратил на меня внимание еще раньше, когда я ходила взад-вперед по платформе и заглядывала вниз, на рельсы. Мое поведение напомнило ему его собственное, когда он сам хотел прыгнуть под поезд. Он понял это, Шейн. А я – нет.
– А что стало с девушкой? – спросил я.
– Да отключила я ее, к хренам собачьим, вот что, – ответила Ванн. – А потом обвинила в попытке убийства. Она, понятное дело, заявила, что я сама хотела прыгнуть, но мы получили ордер на обыск ее личных вещей и обнаружили блокнотик, где она подробно описала свой план. Ей предъявили обвинение, потом мы заключили сделку, и ее выпустили под надзор, назначили терапию и пожизненно внесли в черный список для интегрирования.
– Благодаря вам она легко отделалась, – заметил я.
– Возможно. Но я просто не хотела ни видеть ее, ни слышать, ни знать о ней. Я вообще не хотела иметь ничего общего с интеграторством. Я чуть не погибла из-за того, что кому-то вздумалось использовать меня, чтобы посмотреть на смерть. Все мои подспудные страхи, которые пытались предостеречь меня от этого занятия, стали явью. Поэтому я уволилась.
– НИЗ пытались получить с вас деньги за учебу и подготовку?
– Нет, они же сами дали мне эту клиентку. Только они не знали, что я едва не погибла потому, что у меня реакция притупилась от пьянства, – а я на эту тему не распространялась. Вдруг все сразу поняли, что существует большая проблема, ведь процесс отбора не отсеивал банальных психопатов. Это действительно было так. Я пообещала, что не стану возбуждать иск, меня отпустили с миром, а процесс отбора изменили, чтобы защитить интеграторов от опасных хаденов, так что я даже принесла пользу. А потом меня нашли фэбээровцы и сказали, что хотят создать особый отдел, специализирующийся на хаденах, и я им идеально подхожу. Ну, я и согласилась. Мне ведь нужна была работа.
– И вот мы здесь, – заключил я.
– Да, и вот мы здесь, – сказала она. – Теперь вы знаете, почему я ушла из интеграторов. И почему я пью, курю и трахаюсь напропалую – потому что долгие годы проработала в состоянии подавленной алкоголем паники, а потом кто-то пытался меня убить моим же собственным телом. Пью я теперь не так много, как раньше. Зато курю больше. Трахаюсь примерно столько же. Думаю, я все это заслужила.
