Однако нейронные сети предлагали лишь частичное решение. Они дали возможность запертым снова общаться с внешним миром, но их тела по-прежнему не работали. Люди все еще не могли двигаться. Все еще оставались в ловушке, отрезанные от нормальной жизни.
Федеральное правительство швыряло миллиарды на медицинские исследования в попытке заставить мозг снова взаимодействовать с соматической нервной системой или вырастить новые нервные соединения, но работы в обоих этих направлениях шли очень медленно, что, разумеется, никого не устраивало. И тогда вдруг появилось альтернативное решение, которого абсолютно никто не ожидал.
Ребекка Уорнер, глава компании «Зебринг-Уорнер, инк»:
Мы с Чарли Зебрингом знали друг друга с детства, хотя и не очень близко, так как он учился на класс младше и круг общения у нас был разный. Я была типичной школьной активисткой, он – образцовым ботаником. После школы я поступила в Браун
[32], Чарли пошел в Ренсселер
[33], и мы не виделись до лета перед моим выпускным курсом, когда оба попали на стажировку в «ГринУэйв», компанию моего отца. У меня была преддипломная практика по менеджменту, Чарли готовился стать инженером. Мы почти не общались до того дня, как я однажды застала его за странным занятием.
Моя стажировка проходила в основном для видимости, мы ведь все понимаем, что это значит, если ты дочь владельца. С одной стороны, такая ситуация бесила – я уже знала, что в будущем хочу управлять какой-нибудь компанией, и мне не нравилось, что меня не воспринимают всерьез. С другой стороны, разве можно воспринимать всерьез того, кто больше всего думает о том, как проводить летние вечера. А тогда я именно такой и была. Поэтому я и не жаловалась, когда мне давали разные тупые поручения, с которыми могла справиться и дрессированная обезьяна.
Одним из таких поручений стало составление еженедельного отчета об эффективности принтеров «ГринУэйв». Компания выполняла много заказов от дизайнерских студий и небольших производств. У всех заказчиков были свои принтеры, но они не предназначались для крупномасштабных изделий или для изготовления более чем двадцати копий. А «ГринУэйв», помимо того что производила промышленные 3D-принтеры, также выполняла заказы от других компаний. Мы делали хорошие принтеры, но они отличались капризностью и часто ломались, поэтому нужно было следить за их продуктивностью, и я каждую неделю составляла отчет для технического директора. Работа была простейшей, тем более что каждый принтер автоматически отправлял данные в сводную таблицу и мне оставалось только нажать на кнопку, чтобы распечатать ее.
Так я и распечатывала их раз в неделю. И чаще всего в них даже не заглядывала, но как-то вечером, уже встретившись с друзьями, вдруг вспомнила, что забыла сделать очередной отчет. Мне не хотелось прослыть неспособной даже на такое примитивное задание, поэтому я рано ушла с вечеринки, часов в одиннадцать, и вернулась в офис. А когда складывала распечатки, случайно заметила, что у одного принтера таблица выглядит как-то странно. Обычно его отключали в десять вечера, по окончании второй смены, но, судя по отчету, за последнюю неделю он каждый день использовался в промежутке между одиннадцатью и полуночью. Поэтому я настроила программу его мониторинга в реальном времени и увидела, что принтер работает прямо сейчас. Ничего не понимая, я спустилась на этаж, где стояли принтеры, и увидела Чарли, который печатал что-то похожее на руку. При виде меня он очень удивился.
Естественно, я спросила, чем он занимается, а он ответил, что выполняет один срочный заказ. Ладно, сказала я, тогда покажи бланк заказа. В «ГринУэйв» очень строго с документацией и ни одна работа не делается без заказ-наряда. Когда в глазах Чарли мелькнул страх, я сразу поняла, что никакого заказа нет. Я решила надавить и пообещала, что, если он сейчас же не объяснит, что делает, утром я все расскажу его боссу и в доказательство предоставлю автоматический отчет принтера.
Тогда Чарли сдался и сказал, что делает опытный образец. Отлично, говорю. Опытный образец чего? Он стал объяснять, что давно следил за созданием нейронных сетей для больных синдромом Хаден и понял, что, даже если сети будут успешно работать, люди все равно останутся в своих телах без движения. А он создает машину, способную интегрироваться с сетями, чтобы люди могли ходить и делать все, что делали до болезни.
Я попросила его рассказать подробности, и мы проговорили пять часов. У «ГринУэйв» был доступ к исследовательской базе данных по синдрому Хаден, потому что мы заключили контракт с «Дженерал электрик» на изготовление элементов для их нейронных сетей, и Чарли следил за всеми разработками в этой области. На поиски биологических средств помощи заболевшим тратились огромные деньги, а на создание инженерных решений – почти ничего. Максимум, что предложили в этом направлении, – это скутер устаревшей конструкции с большим планшетом, закрепленным на палке. Он обеспечивал какую-то мобильность, но не давал возможности брать предметы или взаимодействовать с людьми так, чтобы не чувствовать себя скутером с планшетом на палке.
Проект Чарли обещал стать чем-то гораздо большим. Настоящее тело с сенсорным вводом, выполненное в форме человеческого и обладающее человеческими же способностями. Робот, только не с механическим мозгом, а с настоящим, который управлял бы им дистанционно. Новое тело, которое не знало бы ни усталости, ни болезней.
Чарли продолжал говорить, и, честно признаюсь, я понимала из всего процентов двадцать, не больше. Но когда он закончил, я сделала две вещи. Первое – сунула отчет о принтере в шредер. И второе – утром пришла в кабинет отца и заявила, что хочу немедленно получить все деньги из своего целевого фонда, до последнего пенни, а если он откажется мне их дать, то расскажу маме про его интрижку на стороне. И про другую тоже.
Когда отец согласился, я тут же взяла в аренду принтер, на котором накануне работал Чарли. Потом спустилась к нему на этаж и сказала, что его стажировка закончилась, потому что мы открываем свое дело и будем полноценными партнерами. Он согласился. Тогда я сфотографировала нас, чтобы запечатлеть этот момент. Чарли выглядел ошалевшим, как будто его только что ударило грузовиком.
Саммер Сапата:
Казалось, Чарли Зебринг и Ребекка Уорнер вообще не способны были работать вместе. Она – очень открытая, энергичная и деловая, он – сосредоточенный исключительно на работе хрестоматийный интроверт, которого совершенно не волновал даже его внешний вид. По слухам, Уорнер однажды пришла в их офис и вылила Зебрингу на голову кувшин воды, намекнув тем самым, что ему надо пойти домой и принять душ.
Единственное, что было у них общего, так это вера в их замысел, который они стали называть транспортерами личности. Зебринг преследовал чисто практическую цель, его проект был довольно строг, и он не позволял своей инженерной мысли углубляться куда-то в дебри. Если вы посмотрите на его первые опытные образцы, то увидите, что они полностью функциональны, но совершенно лишены всякой эстетики. Просто роботы, только и всего. Он хотел, чтобы пациенты с синдромом Хаден могли ходить. Его не волновало, как они при этом будут выглядеть.
