Часть 1
1
Додж очнулся от сна. На прикроватном столике тренькал телефон. Не открывая глаз, Додж ощупью нашел его, сдернул с зарядного провода, утащил под одеяло и перевел в режим «дремать». Телефон умолк. Додж перекатился на бок и сунул его под подушку, чтобы сподручнее было заткнуть, когда через девять минут будильник зазвонит снова. Чудо, конечно, что мозг хранит трехмерную модель кровати и соседнего с ней пространства, а значит, можно проделать это все с закрытыми глазами, но лучше не рисковать.
Засыпать особо не хотелось, так как перед пробуждением ему снился на редкость муторный сон. Сюжет состоял в том, что он никак не мог раздобыть кофе. Додж был в айовском городке своего детства, который оставил в зеркале заднего вида более полувека назад. К тамошним воспоминаниям примешивались люди и места из более поздних времен, но прямоугольная сетка улиц, по которым он мальчишкой гонял на велике, до сих пор служила пространственной решеткой почти всех его снов. На ней, как на миллиметровке, мозг выстраивал чертеж событий.
Во сне он пошел за кофе, но на каждом шагу утыкался в самые заурядные препятствия. В мире сна это удивляло и бесило: невероятно, чтобы столько совпадений встало на пути такого простого дела.
Однако теперь, когда Додж бодрствовал или, по крайней мере, полудремал, все объяснилось просто и логично: и впрямь трудно добыть кофе, если лежишь в постели с закрытыми глазами.
За следующий час он нажимал «дремать» еще несколько раз. Но то был не совсем сон, а полузабытье, когда мысли мало-помалу превращались в путаницу обрывков. От сна оно отличалось, как пыльные нити в углу чулана – от геометрически четкой паутины.
Интересно, разработчики проводили клинические исследования, чтобы определить девятиминутный интервал дремы? Почему не восемь минут, не десять? Создатели этого телефона известны своим вниманием к мелочам. Наверняка все основано на экспериментальных данных. Не случайно, что до следующего звонка Додж только-только терял связную нить мысли. Будь интервал короче, он бы не успевал забыться и функция не оправдывала своего названия. Чуть дольше, и дрема перешла бы в настоящий сон. А так он мог считать: «Я нажал кнопку три раза. Пять раз. Я уже проспал лишний час».
Однако расчеты эти не сопровождались угрызениями совести. Додж знал, что спешить некуда. В период осознанности после третьего нажатия кнопки он вспомнил, что сегодня его в офисе не ждут. Ему предстояла рутинная амбулаторная процедура, назначенная на одиннадцать утра, то есть еще нескоро.
Помимо желания выпить кофе единственным стимулом встать была, как ни странно, мысль, что лишний сон помешает вздремнуть после обеда. Додж уже лет десять фанатично следовал ритуалу дневного сна. Поначалу он грешил на возраст: в его семье старикам случалось засыпать в церкви, на садовой скамье-качелях и даже за рулем. Потом вспомнил, как в восемнадцать колесил на раздолбанных машинах по Канаде и западной части США и часто на него накатывала просто невыносимая сонливость. Он старался перебарывать ее либо просто не ездить в это время. С тех пор ничего особо не изменилось, просто он разбогател и обзавелся личным кабинетом с ковриком для йоги и подушкой в углу, а равно поумнел и уже не боролся с послеполуденной сонливостью. Всего-то и надо, что закрыть дверь, перевести электронику в беззвучный режим, раскатать коврик, лечь и вырубиться минут на двадцать, а в итоге он получал силы еще на несколько часов интенсивной работы.
Сколько именно проспать, значения не имело. Додж пришел к выводу, что для успешного дневного сна важен лишь обрыв сознательного восприятия – миг, когда перестаешь мыслить связно и проваливаешься в забытье. Часто это сопровождалось судорожным подергиванием руки или ноги, когда он переступал порог сна, в котором должен был поймать мяч, или открыть дверь, или что-нибудь в таком роде. Если судорога его не будила, значит, нить сознания оборвалась и дневной сон достиг своей единственной важной цели. Даже если он просыпался через десять секунд, то чувствовал себя не менее (а может, даже более) бодрым, чем если бы час продрых как убитый.
Додж изучал эту судорогу. В тех все более редких случаях, когда он спал с женщиной, он иногда нарочно перебарывал сон, слушал ее дыхание, чувствовал, как мягчеет ее тело, и дожидался мгновения, когда она, проваливаясь в забытье, дернет рукой или ногой.
По работе (он был основателем и президентом крупной компьютерно-игровой компании) ему иногда случалось летать частным самолетом на остров Мэн, в восьми часовых поясах отсюда, где в отреставрированном замке жил его давний деловой партнер – разбогатевший писатель. Писатель укладывал гостя в одной из двух башен. Круглую спальню украшали предметы средневекового интерьера и согревал большой камин, в котором горели настоящие дрова. Огромная кровать венчалась тяжелым балдахином. Года два назад, забравшись под балдахин и пролежав какое-то время без сна, Ричард (это было настоящее имя Доджа) провалился в кошмар с участием крайне опасного и неприятного персонажа, которого имел несчастье встретить за несколько лет до того. Проснулся он в галлюцинаторной уверенности, что этот персонаж стоит рядом и на него смотрит. Чистейший абсурд, поскольку персонаж давно умер, однако Ричард был в полудреме, когда логика выключается. Он попытался сесть. Ничего не произошло. Попытался поднять руки. Они не сдвинулись и на волос. Попытался набрать в грудь воздуха и заорать, но тело не слушалось приказов мозга. Он был совершенно беспомощен и не мог даже извиваться, как связанный пленник. Ему оставалось лишь переживать ужас полнейшего бессилия, пока его вновь не накрыло сном.
Через несколько мгновений он резко проснулся и сел. Тело снова работало. Он сбросил тяжелое одеяло, спустил ноги на пол и повернулся к догорающему камину в нескольких футах от кровати. В комнате никого не было. Массивная дверь, похожая не крепостные ворота, была по-прежнему заперта. Кошмарное ощущение, такое убедительное минуту назад, теперь казалось смешным. Ричард на пробу лег и увидел, что ночник отбрасывает на балдахин тень, и эта тень колышется в дрожащем свете камина. Видимо, во сне он приоткрыл глаза и принял тень за человеческую.
Так что причина кошмара нашлась. Впрочем, загадкой был напавший на него в кошмаре полный паралич. Позже Ричард выяснил, что это хорошо известное и научно подтвержденное явление под названием сонный паралич. Примитивные культуры объясняют его магией или выдумывают истории про жутких ночных тварей, которые садятся тебе на грудь, прижимают тебя к кровати, высасывают воздух из легких и крик из глотки.
Но для этого феномена есть вполне рациональное объяснение. Когда вы бодрствуете, ваш мозг, естественно, контролирует ваше тело. А вот когда вы спите, вы обычно видите сны. И во сне вы можете бегать, драться, говорить. Если бы тело по-прежнему выполняло приказы мозга, вы метались бы по кровати, орали и так далее. Поэтому эволюционно выработался механизм, вроде рубильника, отключающий связь мозг-тело, как только обрывается нить сознания. А в миг пробуждения рубильник переходит в положение «вкл», и вы продолжаете двигаться как всегда. Обычно система работает безотказно, и большинство проживают жизнь, не догадываясь о ее существовании. Но любая система дает сбои. Один из этих сбоев – судорога в момент засыпания; она означает, что выключение рубильника запаздывает на долю секунды. Другой, более пугающий сбой происходит изредка, особенно с людьми, которые, как Ричард на острове Мэн, спят в непривычное время суток. Вы просыпаетесь, но рубильник не встает в положение «вкл», и вы остаетесь парализованным, как за мгновения до того во сне. Подобно человеку, который дышит размеренно и вроде бы мирно спит, а на самом деле видит ужасный кошмар, вы лежите с открытыми глазами в полнейшем покое, не в силах ничего поделать с воображаемой тварью на груди, врагом подле кровати, огнем, пожирающим ваш дом.
