Охрана пропустила Корваллиса на частную парковку, и он смотрел ролик на экране электромобиля, пока экипаж забирал из багажника его вещи и перекладывал в грузовой отсек. Видео было куда лучше качеством, чем снятое на мобильный, но все равно оставляло простор для воображения. Грузовик ехал не прямо в сторону Моава, так что в кадр попала только половина облака. Безусловно грибообразного. Видно было, как оно, поднимаясь над Моавом, взаимодействует с различными атмосферными слоями, а в темных частях кадра – как зарево подсвечивает обращенные к Моаву склоны холмов.
Корваллис передал «Теслу» наземному служащему для парковки и прошел оставшиеся пятьдесят футов до самолета. Один пилот уже занимался в кабине своими пилотскими делами, другой закрывал грузовой люк. Стюардесса (Корваллис смутно помнил, что ее вроде бы зовут Бонни) стояла на верхней ступени трапа. Корваллис не знал, где авиакомпания набирает стюардесс, но рабочая гипотеза состояла в том, что все они – манекенщицы старше тридцати лет. Их мир был далек от его мира, как Древний Египет, хотя они сосуществовали в одном пространстве-времени. Изредка, например, когда Бонни встречала Корваллиса на трапе, его мир соприкасался с ее миром, и если Корваллис не был слишком погружен в свои мысли, то бросал на Бонни взгляд и дивился, до чего же непохоже их существование.
Сегодня ее пассажиром был айтишник, пусть не миллиардер, но, вполне возможно, будущий миллиардер. Он подошел к самолету в тунике и плаще римского легионера, но с тем же успехом на нем могли быть джинсы, футболка и худи.
Улыбка стюардессы чуть дрогнула, но профессионализм тут же взял верх, и к тому времени, как его калиги переступили порог самолета, Бонни уже полностью овладела собой. Подкованные железом подошвы цокали по дереву экзотических пород, пока Корваллис не дошел до главного салона, где пол был застлан ковровой дорожкой. Он снял шерстяной плащ и протянул Бонни. Та оценивающе погладила ткань и отнесла плащ в маленький стенной шкаф.
Возможно, ее внимание привлекла вышивка по краю одеяния: узор из повторяющихся вороньих голов. В реконструкторской группе Корваллиса было принято выбирать себе персонажа или хотя бы имя, которое в пылу боя прозвучит не слишком анахронично. Корваллис стал Корвусом, что на латыни значит просто «ворона». Отчасти это было естественное сокращение фамилии, отчасти намек на цвет кожи. Его отец был наполовину японец, мать – из Южной Азии. По современным меркам дразнить этим не полагалось, но, очевидно, в римском легионе он бы выделялся как уроженец восточных провинций. Другие легионеры наверняка придумали бы ему какую-то такую кличку. Так появился Корвус. Поначалу прозвище ему не нравилось; воро́ны или воро́ны (он плохо их отличал) ассоциировались у него с Эдгаром Алланом По и готической культурой вообще. Однако от времени и повторения все исправилось. Теперь он воспринимал свое имя через мифы Тихоокеанского северо-запада и римской авиомантии. В Сиэтле есть только чайки, воро́ны и орлы. Чайки – вездесущие безмозглые потребители. Орлы великолепны, огромны, сильны, но относительно редки; обычно, если пролетает орел, люди бросают свои дела и следят за его полетом. Врановые отличаются исключительным умом, памятью, а также изобретательностью, но, несмотря на эти замечательные черты, их никто не любит.
Врановым люди приписывают те же черты, что и азиатам (если забывают навыки политкорректной речи или изначально ими не обзавелись). Вороны очень умны и постоянно чем-то заняты, но их не отличишь между собой и мотивы их угадать невозможно. Однако Корвус прекрасно знал собственные мотивы. В них не было ничего дурного, и он не собирался их ни перед кем оправдывать.
При жизни Ричарда Фортраста Корваллис соотносился с ним, как ворона с орлом. А может, он задним числом себя в этом убедил. Всякий раз, видя в окно, как орел парит над озером, а рядом суетливо машет крыльями ворона, он думал о себе и Додже. С именем Корвус он свыкся, а погружаясь все глубже в реконструкторский мир, тратя все больше денег на одежду, доспехи и оружие, взял на себя труд персонализировать их в соответствии с вороньим именем. Нашел на Крейгслисте художника, который нарисовал правдоподобный античный арт, потом людей, готовых вышить рисунок на ткани и вычеканить на доспехах. Из Миазмы можно добыть что угодно, включая целый альтернативный исторический образ.
«Корвус» сел на свое всегдашнее место (впереди справа от прохода), застегнул ремень безопасности поверх туники и, пока самолет выруливал на полосу, вытащил и включил ноутбук. Ноут впал в ступор – десятки приложений пытались синхронизироваться через перегруженную беспроводную связь. Только когда самолет взлетел и поднялся на ту высоту, на которой включился бортовой вай-фай, Корваллис получил нормальный интернет. В левой части экрана он открыл обычное окно браузера, чтобы видеть мир так же, как другие люди, в правой запустил два приложения, связанные непосредственно с внутренними системами «Лайка» по шифрованному соединению. Браузер страшно тормозил, второе окошко показывало почему: системы «Лайка» были перегружены, как, вероятно, и все платформы соцсетей.
Гидрометцентр выдавал карты, где исходя из нынешнего и прогнозируемого направления ветров указывались области вероятного выпадения радиоактивных осадков. На магистрали I-70 у Гранд-Джанкшен, штат Колорадо, образовалась многокилометровая пробка, потому что жители рванули из опасного места и начали въезжать друг другу в зад. Другая пробка возникла на аэродроме в Аспене, где все частные самолеты одновременно запрашивали разрешение на взлет. Телеканалы, у которых не было настоящих видео из Моава, снова и снова показывали пробки.
Внезапно недреманное око новостных агентств обратилось к Лас-Вегасу. Полицейские (судя по количеству – все полицейское управление Лас-Вегаса в полном составе) эвакуировали многоэтажный отель-казино. Они высадились из вертолетов на крышу и (как прекрасно видели длиннофокусные объективы на дронах или просто нацеленные из окон соседних многоэтажек) комната за комнатой обыскивали пентхаус. У них были собаки и счетчики Гейгера. По телевизору военные эксперты, наблюдая за рейдом в реальном времени, объясняли, что верхний этаж небоскреба – оптимальное место для взрыва тактической ядерной бомбы; разрушений будет куда больше, чем если разместить его на уровне земли. К тому времени как поступил официальный приказ эвакуировать все здания на милю вокруг, улицы уже были забиты туристами, решившими не ждать.
С точки зрения Корваллиса, который смотрел новости в одном окошке и мониторил системы «Лайка» в другом, лас-вегасские события породили эквивалент цепной ядерной реакции, поскольку все одновременно пытались запостить фотки и видео. Результатом стало что-то вроде паралича. Серверные парки «Лайка» создавались в расчете на мощные всплески трафика, а купленные у «Нубиланта» технологии еще увеличили их производительность. И все равно число компьютеров было конечно, как и пропускная способность. Теперь оставалось лишь ждать, когда все уляжется.
Так что Корваллис ждал, глядя в застывший экран, вместе с миллиардом пользователей Миазмы. Его мысли вернулись к несчастному Моаву. Отдаленный, труднодоступный, окруженный блокпостами, радиоактивный, вероятно, обращенный в пепел город как-то отодвинулся на второй план. Корваллис был там несколько лет назад, когда сплавлялся на рафте, и запомнил его как чудесный городок, Мекку энергичных ребят в карго-шортах и девушек в спортивных топах.
