– Система пока не фонтан. Очень громоздкая и неудобная. Нам не помешал бы инвестор, чтобы довести ее до ума, создать графический интерфейс.
– Плутон, ты сказал, у тебя в девятнадцать раз больше денег, чем у меня. Чего бы тебе самому в это не инвестировать?
– Это не по моей части.
Корваллис вздохнул:
– Я вот к чему. Моавский фейк был сделан ну очень хорошо. В смысле, может, если просеять все, удастся найти, где они прокололись, но в целом это шедевр. Я хочу понять, кто настолько умен и организован, чтобы такое провернуть.
– Я уже тебе сказал, это не я.
– И я тебе верю. Но, возможно, ты знаешь тех, кто это сделал. Не лично, а через их ПАРАНДЖО. Возможно, они входят в твою сеть ПРОГРЭССа.
Плутон пожал плечами:
– Довольно большой интерес выказывается к теме распределенных организаций. То есть сети ПАРАНДЖО, которая действует по согласованным правилам, как обычная компания, но без опознаваемого центра.
– Ты хочешь сказать, что люди, провернувшие Моавский фейк, могли тайно создать для этого распределенную организацию. А тебя не пригласили, потому что ты не знаешь секретного рукопожатия или что-то не так сказал в какой-то ветке обсуждения.
– Возможно. Но я сомневаюсь.
– Кто, по-твоему, это сделал?
– Снова русские?
– Какая для них в этом выгода? – спросил Корваллис. – Кто выиграл от Моава?
– А ты как считаешь?
– Выиграл ПРОГРЭСС. Люди, которые ненавидят Миазму за ненадежность и мечтают заменить ее чем-нибудь более защищенным.
– С этим я спорить не могу! – И Плутон довольно хохотнул.
Что-то в этом выражении детской радости указало Корваллису на ошибку в его выкладках. Да, у Плутона бесконечное количество денег. Значит, возможность у него была. Но был ли у него мотив? Да, в каком-то смысле. Он и тысячи других программистов, включая его дружков по ПРОГРЭССу, злятся на уязвимости Миазмы. Но достаточный ли это мотив для фейка Моавских масштабов? Были человеческие жертвы. По последним подсчетам, тридцать один человек. Люди гибли в автомобильных катастрофах, от инфарктов и от инсультов во время панического бегства от воображаемых бомб. Кто мог так поступить?
Очевидный мотив – деньги. Кто-то придумал способ обогатиться за счет фейка, скорее всего, на короткой продаже акций. И наверняка Комиссия по ценным бумагам и биржам уже расследует этот вопрос, прочесывает архивы торгов на предмет подозрительной активности накануне Моава. А может, игра была тоньше и Комиссия по ценным бумагам ни до чего не докопается.
Однако это сложный и уж слишком безответственный способ пополнить карман. Человек, способный провернуть такой грандиозный фейк, нашел бы другие возможности.
Обо всем этом Корваллис размышлял, пока самолет летел на юг и на запад, через экватор, через линию смены дат. Плутон заснул перед своим ноутбуком, и тот послушно выключился. Салон погрузился в темноту. Корваллис смотрел в иллюминатор и видел только звезды да одинокий огонек внизу – наверное, корабль.
Он понял, что фейк организовал Элмо Шепард.
Осознание сложилось в мозгу сразу целиком. Ему не предшествовала цепочка мыслей, никакие факты его не подтверждали, но Корваллис знал все так же точно, как если бы Эл сам ему рассказал. Как ученый, глядящий на анонимный олограф в библиотеке, Корваллис просто узнал почерк Эла.
Австралия – по крайней мере то, что появилось сейчас в иллюминаторе – оказалась неожиданно зеленой. Корваллис думал, не пора ли разбудить Мэйв, но, видимо, от прибытия в воздушное пространство родной страны у нее в голове сработал внутренний будильник. Корваллис боялся спросить, что она решила насчет предложения Плутона. Такой спокойной и уверенной он не видел ее с тех пор, как она оказалась под прицелом разоблачителей. Сразу после плотного завтрака, поданного стюардессой, Мэйв на полчаса ушла в туалет и вернулась в полной боевой раскраске. В отношении макияжа у нее был принцип – все или ничего; обычно она не красилась совсем, но по особым случаям могла сотворить нечто впечатляющее. Корваллис еще не научился угадывать, какой случай она сочтет особым; то не были обычные причины вроде свидания. Впрочем, он знал, что это все связано со «Зтетикой» и что, отважься он спросить, она скажет: макияж – еще один вид протеза и тоже прибавляет силы. Выходя из самолетной уборной, Мэйв выглядела сильной, хотя это не обязательно была та сила, которую уважают миллионы ее хейтеров в Миазме. Лицо Мэйв должно было стать посланием семье, и неимоверно сложный шифр этого послания Корваллис даже не надеялся разгадать.
К тому времени Австралия стала коричневато-оранжевой, и штат Юта по сравнению с ней показался бы джунглями. Последний час полета Мэйв выспрашивала Плутона про АБИЗЯНов и про то, что будет, когда он их выпустит. Решили, что лучше подождать день-два, чтобы она объяснила все матери и сестре.
Сразу после высадки и таможни они переключились в семейный режим, который, с точки зрения нерда-фундаменталиста, представляет собой чудовищную трату времени на занятия, исключающие всякий продуктивный труд. Несколько часов полностью ушло на то, чтобы забрать Мэри-Кэтрин, мать Мэйв, и Леди, тибетского терьера, чьей жизни угрожала опасность. Леди отвезли на несколько дней в собачью гостиницу. Дальше поехали в больницу за Верной, у которой закончился курс химиотерапии. Следующим пунктом назначения был Макларен-Вейл к югу от Аделаиды. Знакомый Корваллиса – центурион римского легиона в южно-австралийской группе реконструкторов – посоветовал оздоровительную базу на территории винодельческого хозяйства, и помощник Корваллиса снял там виллу. Верну и ее медицинское оборудование разместили в лучшей спальне. Корваллису еще никогда не случалось так тесно общаться с человеком после химиотерапии. Теперь он понял, что Онколандия – целая альтернативная цивилизация, не менее сложная, чем его профессиональная деятельность.
Только через несколько часов, когда его со всеми познакомили, и все вместе поели, и Верну устроили на новом месте, Корваллис получил немного времени для себя и смог предупредить коллег в «Лайке». Впрочем, бо́льшая часть его нердовского ума была занята Элмо Шепардом. Почувствует ли Эл каким-то образом, что Корваллис его вычислил – не разочаруется ли в нем, как учитель в талантливом ученике, если Корваллис не намекнет на это при ближайшей встрече?
А встречи им предстояли. Ибо Эл и его арсенал коммерческих и некоммерческих структур неотделимо переплелись с судьбой Доджа и его мозга. Непропорциональная доля времени в некоммерческой работе Корваллиса уходила на то, чтобы разгадать очередные гамбиты Эловых адвокатов. Собственно, на последней встрече совета директоров, с которой он поехал в Монтану к друзьям-легионерам, обсуждали почти исключительно новый маневр Эла. Корваллис невольно гадал, связаны ли этот маневр и запуск фейка. Он уже давно чувствовал, что играет в крестики-нолики, а Эл – в четырехмерные шахматы.
Австралия в целом и конкретное винодельческое хозяйство в частности оказались идеальным местом для жизни во время миазменной атаки на Мэйв. Удивительные птичьи голоса раздавались в тихом сухом воздухе, благоухающем эвкалиптами и смягченном розоватой дымкой пыли от великой пустыни на севере. Оцинкованная крыша и стальные оконные сетки защищали от солнца и насекомых, но в доме сохранялось ощущение, что находишься среди деревьев и виноградников. Все было просто и удобно без малейшего намека на так называемую роскошь. Комната Верны выходила на веранду второго этажа под густыми кронами, что придавало ей сходство с домиком на дереве. Мэйв сидела с сестрой часами, они разговаривали и пили чай, а Мэри-Кэтрин суетилась и хлопотала. Она переехала в Австралию из Ирландии; в анамнезе у нее был тяжелый развод с отцом Верны и Мэйв, обладателем какого-то сложного двойного гражданства, позволившего слинять в Америку, когда в Австралии его допекли. Миазма давным-давно задоксила папу Брадена и радостно постила полицейские снимки, запечатлевшие его нелады с законом в местах столь невероятно далеких, что это само по себе представлялось комичным. Мэри-Кэтрин была маниакально привержена простым, конкретным делам вроде домашних булочек и жизни окрестных птиц, что служило идеальным противоядием Миазме.
