– Если это и было когда-то правдой, с нашим сожжением крестов это никак не связано. Оно значит совершенно иное, – объявил Тед.
София сказала:
– Хорошо. А что оно значит?
– Так называемое христианство в том виде, в каком оно существовало до недавних пор, основано на огромной лжи, – объяснил Тед. – Самом успешном заговоре всех времен. И вся эта ложь суммирована в символике креста. Любой крест – на традиционной церкви, на шее, на четках, где хотите – очередное повторение этой лжи.
– А в чем именно она состоит? – Фил, задавая вопрос, уже знал ответ. Но и он, и остальные хотели услышать, как живой человек это скажет.
– Что Иисус был распят.
Итак. Слова прозвучали. Все ошарашенно притихли. Тед расценил их молчание как просьбу продолжать в том же духе.
– Что Сын Божий, самое сильное воплощенное существо в истории вселенной, позволил, чтобы Его били, унижали и порешили самым позорным образом.
– «Порешили» значит «убили»? – спросила Анна-Соленн.
Вопрос был риторический, и Тед ответил едва заметным кивком.
– У церкви, построенной на лжи о Распятии, – продолжал Тед, – есть два основных постулата. Первый, что Иисус был такой весь из себя добренький – каким и должен быть слабак, который позволил себя оплевать и прибить к деревяшке. Второй, что Ветхий Завет больше не считается и законы из Книги Левит можно не соблюдать просто потому, что Иисуса прибили к кресту. Мы разоблачили все это как враки. Заговор элит, чтобы люди были смиренными и покорными. В наших церквях вы увидите только горящие кресты, и этот символ не имеет ничего общего с ККК. Он означает, что мы отвергаем ложную церковь, построенную на мифе о Распятии.
– Значит, просто чтобы уточнить, все христианство последних двух тысячелетий – католическое, протестантское, православное, евангелическое – в корне неверно? – спросил Фил.
– Именно так.
– Четыре евангелия…
Тед помотал головой:
– Это первое, что сделали церковники, объявили священными евангелия. Где говорилось то, что они хотели. Как смиренный либеральный Иисус раздавал еду голодным, исцелял больных и все прочее.
– И был распят, – подсказала София.
Тед кивнул.
– И… воскрес? – спросила Анна-Соленн.
– Им надо было как-то объяснить, что Он по-прежнему жив, вот они и сочинили про воскресение.
– А что Иисус делал потом? Где Он был?
– Сражался с римлянами. Поднимался на небо и спускался обратно. Он обладал такой способностью.
– А где Он сейчас?
– Мы не знаем! Может быть, здесь. Две тысячи лет Он оставался в тени. Заговор церковников был очень силен. Они разыграли псевдореформацию, уверили людей, будто реформы возможны. Спектаклем руководили ватиканские кукловоды.
– Значит, Мартин Лютер провел отвлекающий маневр по указке папы, – сказал Фил. – В таком случае…
Он не закончил, потому что София под столом наступила ему на ногу.
Фил глянул на нее. Поймав его взгляд, она обвела глазами всю сцену, прося его вспомнить, что здесь не Принстон. Это Америстан. Зафейсбученный на молекулярном уровне.
– Профессор Лонг, – тихо сказала София. – Красная карточка.
Она имела в виду их преподавателя в Принстоне, который специально отпечатал карточки для таких разговоров. Одна сторона карточки была целиком красная, без текста и картинок, ее надо было поворачивать наружу как невербальный знак, что вы не согласны и не дадите втянуть себя в бессмысленный спор. На другой стороне, обращенной к пользователю, был список коротких напоминаний, что на самом деле происходит:
1. Речь – это агрессия
2. Всякое высказывание – победа одного, проигрыш другого
3. Любопытство притворно
4. Ложь перформативна
[17]
5. Глупость – сила
Еще примерно полчаса они гуляли по холму, глядя снизу вверх на раскинутую перекладину креста, утыканную горелками, которые скоро будут с заката до рассвета извергать пламя. Алтарь обходили подальше: другой Сын Аарона точил длинный нож, готовясь к сегодняшнему кровавому приношению. Джулиан не мог смотреть в глаза своим новым друзьям-ягняткам, с тех пор как узнал их участь, поэтому старался разглядывать окрестности. В нескольких милях к северу торчала синяя водонапорная башня, а рядом с ней – знак «Уолмарта».
Двухполосное шоссе было зажато между стенами кукурузы; в начале июня она уже стояла в человеческий рост. Передний обзор закрывал пикап Тома и Кевина. В зеркале заднего вида отражался еще более высокий пикап; его водитель всячески давал Софии понять, что она едет недостаточно быстро. Никто не произнес ни слова, пока она не остановилась на парковке рядом с «Уолмартом».
– Я куплю цветы, – сказала София. – Положить на могилы. Это уже близко. В пределах радиуса поражения.
Она кивнула на фасад супермаркета.
– Радиуса поражения? Не могла бы ты объяснить свои загадочные слова? – попросила Анна-Соленн.
– Нам ехать всего десять миль. Всякая розница в городе уничтожена «Уолмартом». Так что если хотим что-нибудь купить, покупать надо здесь.
Они вылезли из внедорожника и попытались найти ту скорость шага, при которой как можно скорее окажутся в кондиционированной прохладе, но не взопреют от быстрой ходьбы. Фил шел задом наперед, разглядывая водонапорную башню; концептуально он понимал, что это такое, но никогда не видел в таком масштабе, поскольку вырос в холмистой местности.
Когда София упомянула могилы, Джулиан опустил очки на глаза и начал поиск. Ее бабушка и дедушка умерли и были похоронены довольно давно, так что сведения об этом имелись на относительно надежных сайтах Старого интернета – или Миазмы, как говорили многие в окружении Софии. Миазма как таковая пала некоторое время назад, однако ее эмуляции сохранялись и были доступны для поиска в том, что ее сменило и было настолько вездесуще, что даже никак не называлось. В старых фильмах особо умные персонажи иногда говорили что-нибудь вроде: «Я выйду в интернет» или «Я ищу в сети». Тогда это, наверное, казалось круто, но сейчас утратило смысл, как если бы кто-нибудь посреди обычного разговора объявил: «Я дышу воздухом».
– Ты не можешь помнить… Патрисию… или Джона, – сказал Джулиан. – Но ты должна помнить Элис.
– Бабушка Элис умерла, когда мне было двенадцать, – подтвердила София.
– А она, Джон и Патрисия похоронены…
– Там, куда мы едем, – сказала София. – Да.
