– И?.. – София пролезла на второй ряд сидений.
– Дроны и спутники предупредят нас о фокусах с СВУ. А настоящей артиллерии у них просто нет, только всякая фигня, собранная на коленке.
– Это не армия, – сказал со штурманского места ее двоюродный дядя Боб. – В настоящей армии не выдают каждому по пятьдесят семь разных огнестрелов, бесконечное количество патронов и ничего больше.
– Ясно, – ответила София.
– Тихо! – скомандовал Пит, садясь рядом с ней. Видимо, тут и полагалось ехать полевому командиру – с правой стороны среднего ряда.
Он разговаривал с кем-то важным и оттого потребовал тишины. Так что все в машине молчали, только сам Пит иногда коротко отвечал собеседнику, чью речь София слышала, но разобрать не могла.
– Нет. Нет. Да. Да, мы привезли все по списку. Я уже сказал тому, кто говорил со мной раньше, и тому, кто до него. Джефу. Да, всё. Полностью. Влажные салфетки. Шестигранные ключи. Я жду фотографию нашего человека в качестве подтверждения. Да, понимаю, он не в лучшей форме. Да, я знаю, что вы с ним сделали. В обморок не грохнусь. Просто доказательство, что он жив. Это вопрос уважения. Ничего другого я не прошу. Как Арета Франклин
[21]. Кто? Не важно. Глупая шутка. Не важно, я говорю. Певица. У нее была песня про уважение. Да, эта. Да, да, я предпочитаю говорить афроамериканка, но будь по-твоему. Ты отправил фото? Я ничего не получил. Видео? Оно будет закачиваться черт-те сколько. Пока я его жду, скажи, где нам поворачивать? Дорога перегорожена грудой сгоревших автомобилей. Нам по-прежнему ехать к начальной школе? Да, я понимаю, что это больше не школа. О’кей, тогда гуглокарты нам ее покажут. Минутку, мне надо оторвать телефон от уха… похоже, пришло видео. Я не буду тебя слышать. Не отключайся.
Пит опустил телефон и, глядя через очки для чтения, начал возиться с интерфейсом, который был ужасным двадцать лет назад. Он заметил, что София пытается подглядеть, и буквально дернулся, отворачивая от нее телефон. Видео было без звука, если не считать завывания ветра над прерией. София успела глянуть, но это было совсем не то, чего она ждала, так что осмыслить увиденное не получалось. Она ждала, что там будет небритый методистский проповедник, привязанный кабельными стяжками к стулу, или что-нибудь в таком роде. Однако на видео был мрачный силуэт на фоне яркого неба, странно сплющенный в ракурсе, что-то ей напомнившем, только она не могла вспомнить что.
– Мы едем, – объявил Пит, вновь прикладывая телефон к уху. – Да, Джозеф, я уже сказал, влажные салфетки везем. Все сто фунтов. Весенняя свежесть. Как ты просил. О’кей. О’кей. До скорого, Джозеф.
Пит отключился и поймал на себе недоумевающий взгляд Софии.
– У Джозефа геморрой, – объяснил он.
Пит должен был пойти к Джозефу, вручить влажные салфетки и выпить с ним пива – очевидно, в этом заключалась главная часть церемонии. Штаб Джозефа расположился в бывшей школе на краю заброшенного городка. Спортплощадку превратили в стоянку для жилых автофургонов. По ее краю стояли передвижные туалеты. ПВХ-трубы тянулись от них неведомо куда; то есть они наверняка куда-то вели, но на такой плоской местности не поймешь, в какую сторону потечет канализация. Само школьное здание занимала верхушка приближенных. Джозеф был где-то там, но Софию как женщину внутрь не пригласили, только вывели из внедорожника, словно королеву на собрании Ротари-клуба, и представили издалека. Потом она вернулась в машину. Прицеп отсоединили и бросили на парковке – выцветшая надпись на асфальте извещала, что это место зарезервировано для школьной медсестры. Так что София не увидела ни страдающего геморроем главаря, ни его логова. Впрочем, через полчаса Пит вернулся. От него слабо пахло сигаретным дымом и пивом «Буд». В одной руке он нес букет череды, который и вручил Софии – вероятно, в знак уважения Джозефа к полевой командирше. Затем стянул пару нитриловых перчаток, которые надел перед выходом из машины, потому что «с санитарией у них плохо», аккуратно вывернул наизнанку и одной из них достал из кармана новый мобильник с картой.
– Поехали, – сказал он. – Наш человек в пяти запятая семьдесят три милях отсюда и был живой и в сознании полчаса назад.
Это были занятные пять целых семьдесят три сотых мили, особенно последние семьдесят три сотых по возвышенности, которая, согласно изрешеченным пулями указателям, когда-то служила городским парком. Теперь это было одно из культовых мест, где местные ставили кресты, обвешивали их вымоченным в бензине тряпьем и жгли по ночам.
По крайней мере, так убеждала себя София последние часы с тех пор, как увидела кресты на другом берегу Миссури. Уже тогда скептический внутренний голос нашептывал, что гипотеза неубедительна. Однако она его не слушала – слишком была захвачена происходящим.
Наконец они выехали из-под старых дубов и кленов в прерию на продуваемом ветрами холме, и она увидела правду: на крестах действительно распинали людей. Силуэты на фоне неба были тем, что оставили от этих людей насекомые, птицы и бактерии. Кости и синтетическая одежда сохранялись очень хорошо: джинсы истлевали, а плавки из спандекса могли пережить века.
Кресты стояли через равные промежутки вдоль дороги, идущей на вершину холма. Шок от первого был настолько велик, что София еще не вышла из полуобморока, когда караван остановился на растресканном асфальте рядом с бывшей смотровой площадкой. Три креста были воздвигнуты здесь так, что напоминали Голгофу – то ли по совпадению, то ли в качестве оммажа. Вокруг валялись кости и черепа вперемешку с банками из-под пива и стреляными гильзами. Очевидно, эти кресты считались особо важными, на них была очередь ожидания. Для повторного использования их приходилось освобождать. Похоже, все три поставила одновременно (год или два назад?) одна и та же бригада. Прочные клееные брусья были соединены оцинкованными крепежными уголками, как при строительстве загородного дома. От людей на правом и среднем крестах мало что осталось. Оба были мужчины. Один в черном, неподвластном стихиям полиэстеровом костюме; к его правой руке была приколочена Библия, на лацкане трепетал от ветра пасторский воротничок. У другого, в некогда белой рубашке, к руке была прибита Книга Мормона.
На третьем кресте висел живой человек. Когда София вылезла из машины и поглядела на него снизу вверх, ее настигло дежавю. Видео, которое Джозеф прислал Питу, напомнило ей картину из курса истории искусств. Сейчас, стоя там, откуда снимали видео, она наконец вспомнила, что это была за картина: «Оплакивание Христа» Мантеньи.
Человек на кресте с любопытством наблюдал, как товарищи Пита отвязывают от багажника лестницы.
Никто еще с ним не заговорил. Пит торопливо набирал сообщение дяде Джейку.
София сказала:
– Здравствуйте. Нас прислал Джейк. Мы договорились, что заберем вас отсюда.
