Мысли не сказать что оригинальные – ни один разумный человек не избавлен от минимальной квоты таких раздумий, – но в случае Зулы все усугублялось тем, что произошло с Ричардом семнадцать лет назад и определило ее карьеру.
Она не сразу смогла понять и принять, что это изменило ее личность – олограф, который она пишет изо дня в день. И даже не сама смерть, а последующие юридические и финансовые осложнения. В практическом смысле спор из-за наследства ничего не менял: в любом случае она была богата и ее дочери не грозила нужда. Однако в денежном выражении разница была огромна. А такие огромные суммы обладают собственной волей. Может быть, оттого-то лежащий в корне всего документ и зовется «последняя воля».
Семейная доля наследства давно была переведена в Айову и перестала быть Зулиной заботой, исключая те все более редкие случаи, когда требовалось подписать заявление по тяжбам из-за неудачных формулировок в завещании, от которых кормилась теперь целая полуавтономная ветвь юридической профессии. Остальное состояние Ричарда – собственно, почти все – перешло в Фортрастовский фамильный фонд. Зула была его президентом и директором с первого дня и все больше убеждалась, что это теперь до конца жизни. Она платила себе разумную зарплату – ничего такого, что заставило бы членов совета директоров удивленно поднять брови, – и тратила все силы на то, чтобы дядины деньги шли на дела, которые ему бы понравились. В фонд поступали и новые пожертвования – в основном от старых друзей Ричарда, желавших поучаствовать в благом начинании.
В первые годы главной задачей было тратить деньги быстрее, чем они прибавлялись, – занятие примерно как чистить дорогу в снегопад. Поначалу Зула вкладывала средства фонда в простые индексные фонды – так она была спокойна, что не упускает никакое движение рынка и при этом не платит бешеных денег финансовым консультантам. Постепенно она стала переходить на финансовых ботов, действующих по алгоритмам, недоступным человеческому пониманию. Они работали лучше людей. Один из ботов несколько лет кряду приносил такую прибыль, что капитал фонда вырос больше чем вдвое. Таким образом в управлении ботов оказалось значительно больше активов ФФФ, чем в традиционных фондах и акциях.
Дядя Ричард не потрудился расписать в завещании, на что тратить деньги его фонда, так что у Зулы была пугающая ее свобода. Она тратила больше, чем следовало, на экспертную помощь, потом уволила экспертов. Куда проще было бы руководить фондом, чья единственная цель, допустим, сохранение исчезающих видов древесных лягушек. Увы, документ указывал лишь самые общие ориентиры: поддерживать исследования, которые могут быть полезны человечеству и как-то связаны с игровой индустрией. А это могло означать практически что угодно.
Здание штаб-квартиры стояло на пирсе, вдающемся с юга в озеро Юнион. Во всем остальном оно было безликим до полной невозможности. В начале работы фонда Зула получала предложения от прославленных архитекторов, которые увидели возможность воздвигнуть нечто эпохальное. Выражались они более высокопарно, но смысл сводился к тому, что они хотели бы построить что-то по-настоящему суперское. Зуле тоже этого хотелось, однако она выбрала скучный проект. Как новый и неопытный директор, которого могли справедливо упрекнуть, что место получено по блату, она хотела показать, что не швыряет на ветер дядюшкины деньги. Миллиардеры, сами заработавшие свои состояния, могли вкладываться в экстравагантные архитектурные сооружения, однако Зуле нужно было самое обычное офисное здание класса А, которое станет расти в цене, как остальные такие же, и продать его будет не труднее, чем кусок мяса. Два верхних этажа занимал сам Фортрастовский фамильный фонд, нижние четыре сдавались другим организациям.
Перед входом она сбавила шаг. Сеть здания узнала ее за квартал, и на краю поля зрения появился маленький индикатор статуса. Двери перед ней открылись автоматически. В здании тоже был охранник-обходчик; он увидел, что Зула вошла, и подошел встретить ее улыбкой и кивком. Здание знало, что она здесь и собирается ехать на шестой этаж, но известило, что, к сожалению, предстоит подождать от тридцати до шестидесяти секунд – в это время дня лифты были загружены сильнее всего. Зула подумала было подняться по лестнице, но решила, что не стоит – побаливало колено. В лифтовом холле кроме нее ждали несколько человек, которые работали здесь и которых она видела каждый день, и несколько незнакомых, пришедших на встречу или на собеседование. Их сразу можно было отличить, поскольку им приходилось действовать по старинке – читать указатели и нажимать кнопки в лифте.
Один из них, седой, рыжебородый, с неряшливой внешностью рассеянного ученого, нажимая кнопку, покосился на Зулу. Он, скорее всего, пришел в НЭО, Ново-эсхатологическую организацию, занимавшую второй этаж. Очень вероятно, у него было дело к Зулиному дяде, Джейку Фортрасту. Зула видела этого человека не первый раз. Когда он нажимал кнопку, над обтрепанным рукавом худи показался пластырь на тыльной стороне запястья, а когда он опустил руку, Зула заметила такой же пластырь на внутренней стороне. В остальном руки выглядели обычно, но из этой подробности Зула сообразила, что перед ней тот самый Енох как-его-там, которого недавно распяли в Небраске, куда он ездил по делам Джейка. Она подумала было поздороваться и представиться, но не знала, как затеять разговор с человеком, недавно пережившим такое. Он, со своей стороны, очевидно, знал, кто она, и вежливо кивнул, однако не стал посягать на ее приватность.
Джейку досталось столько же денег, сколько всем потомкам Джона и Элис вместе взятым. Семья у него была меньше и проще – три сына почти на поколение младше детей Джона и Элис и пока ни одного внука. В отличие от Элис, он предпочел сохранить контроль над своими деньгами, а не делить их между отпрысками. Что делать с таким капиталом, Джейк понятия не имел, поскольку он, убежденный сурвивалист, до сих пор жил в бревенчатом доме среди северных лесов. По большей части он брал пример с Зулы, вкладывался в те же портфели акций, фонды и финансовых ботов, что ФФФ. Тратил Джейк мало – только на то, чтобы помочь Зуле в запутанной ситуации, как быть с мозгом Ричарда.
Отсюда и выросла Ново-эсхатологическая организация. На диаграмме Венна она занимала область пересечения всего, что ненавидит интернет, и не издевался над ней только ленивый. Часть упреков была оправданна; Джейк потратил два года и несколько миллионов долларов, прежде чем научился руководить НКО.
По сути, это заставило его вырасти и поумнеть – не только финансово, но и философски. Для начала он оправдал опасения Элис и Зулы, вбухав часть денег в те самые бредовые идеи, на которых строил семейную жизнь в Айдахо. Однако богатство изменило его взгляды – не потому, что он логически убедился в их несоответствии фактам, а просто теперь он был склонен на многое смотреть иначе.
Необходимость разрешить затруднения с мозгом Ричарда не только породила НЭО, но и впрягла ФФФ в одну упряжку с еще более крупным фондом Уотерхауза-Шафто, а также впутало в неприятные и сложные отношения с многочисленными коммерческими и некоммерческими организациями Элмо Шепарда. Вся их деятельность была напрямую связана с вопросами смертности, сознания и того, что значит быть человеком. Иметь душу. НЭО стала теоретическим отделением нейробиологического комплекса Фортраста-Уотерхауза-Шепарда.
