– С удовольствием выслушаю, но прежде тебе надо объясниться. – Зула кивнула на входящего Маркуса.
– Мистер Хоббс! Еще раз здравствуйте. – София переключилась на вежливо-деловой тон, будто ничего не произошло, и Зула подумала, что не так уж плохо ее воспитала.
– София? К вам так обращаться? – спросил Маркус.
– Да, это мое настоящее имя, – ответила София. ПАРАНДЖО обычно связывали с никами. – Мне дали его мама с папой, и я рада им называться.
Маркус глянул на Зулу:
– Так я имею удовольствие разговаривать с вашей дочерью?
– Рада познакомиться по-настоящему. – София протянула руку.
Маркус пожал ее, глядя на Софию в новом свете.
– Вы хотели поработать здесь летом, – догадался Маркус, – но не хотели, чтобы это выглядело, как будто вы получили место по блату, и оттого подали заявление анонимно.
– Да. Все шло отлично, пока вот эта дама меня не разоблачила. – София кивнула на мать.
– Что ж, могу абсолютно искренне сказать, что для меня все стало полной неожиданностью.
Зула рассмеялась:
– Это было видно по вашему лицу, Маркус.
– Что ж, София получила работу совершенно честно, и я буду рад это сказать любому, у кого возникнут сомнения. – Маркус говорил с характерными адвокатскими интонациями, другими словами – выполнял сейчас свои должностные обязанности. Зула привыкла на него полагаться. Впервые они встретились через день после несчастья с Доджем. Тогда Маркус пришел к Элис в гостиницу со Стэном Петерсоном. Проработав какое-то время в «Ардженбрайт-Вейл», он занялся юридической поддержкой некоммерческих организаций и в конце концов оказался в ФФФ.
– Ясно, – сказала Зула.
– Отлично сыграно, – заметил Маркус, кивнув Софии.
– Если у вас есть свободная минутка, – сказала Зула, – мы с этой юной стажеркой собирались обсудить, чем она будет заниматься в фонде.
– Разумеется. Если это не будет вмешательством в фамильные дела, – ответил Маркус, делая шаг к свободному стулу.
– Маркус, это Фортрастовский фамильный фонд, – напомнила Зула.
Маркус рассмеялся. Они сели.
– Стажерам здесь предоставляется большая свобода, – сказала Зула. – Маркус давно указал мне, что всякий прошедший отбор по определению будет сверхквалифицированным и недооплачиваемым работником. Ни для кого не секрет, зачем студенты Лиги Плюща устраиваются на летние стажировки. Ради резюме. Мы могли бы поручить стажерам носить нам кофе, но это не отвечало бы их потребностям и отбивало бы хлеб у тех, для кого это источник заработка.
– Если коротко, – добавил Маркус, – мы отбираем лучших, кого можем найти, и открываем перед ними дверь. А уж выбор летнего проекта как-то происходит сам.
София слушала, улыбалась и кивала – образцовая умненькая стажерка.
– Итак, – сказала Зула, – на этом этапе мы рассчитываем услышать, чем ты хочешь заниматься.
– Раз вы так тщательно все распланировали, у вас наверняка есть предложения, – заметил Маркус.
София кивнула:
– Я бы хотела работать с Сами Знаете Чем. – Она помолчала, давая им осознать услышанное, и добавила: – Или, если вы смотрите на это иначе, с Сами Знаете Кем.
– Ты хочешь пароль к МД, – сказала Зула.
20
«МД» означало Мозг Доджа. Название – шутливый нердовский намек на сокращение от слов «массив данных» – придумал Корваллис Кавасаки.
МД представлял собой не единый объект, а сеть директорий, содержащих каждую крупицу информации, полученной в ходе колоссального проекта. Целью проекта было выполнить распоряжение об останках, подписанное Ричардом Фортрастом задолго до смерти.
Начиналось все с массива необработанных исходных данных от ионно-лучевого сканирующего устройства, которое кремировало замороженный мозг Ричарда по аксону за раз. Он один занимал больше места, чем было доступно в те годы, когда Ричард ставил подпись под завещанием. Пользоваться им в таком виде было невозможно. Если считать мозг Ричарда документом, пропущенным через сканер, исходные данные были записью электрических импульсов от оптической системы сканера. Чтобы получить осмысленную картину, их требовалось основательно перелопатить. Ради одного лишь построения чего-то похожего на коннектом – схему соединения нейронов – Семейный фонд Уотерхауза-Шафто создал один из крупнейших серверных парков мира; кому, как не системе электронного банкинга, было справиться с такой задачей. На обсчет МД у центра ушли долгие годы.
Это вовсе не означало, что коннектом теперь абсолютно известен. Двадцать разных людей написали двадцать разных диссертаций о том, как надо обрабатывать и интерпретировать данные; все предложенные алгоритмы давали разные результаты. Был проведен метаанализ для сравнения данных, полученных на выходе конкурирующих алгоритмов. Таким образом, МД содержал не один окончательный коннектом, а десятки разных, каждый в своем несовместимом формате. Каждый строился на своем наборе предположений о том, как на самом деле функционирует человеческий мозг.
Чем МД не был, так это работающей моделью Ричардова мозга. Делались попытки подключить массив к системе, эмулирующей функции человеческих нейронов, и нажать кнопку «вкл». Однако по большей части МД оставался пассивным хранилищем данных. Существительным, не глаголом. Цифровым эквивалентом замороженного тела Ричарда Фортраста в ожидании технологий, которые его оживят.
– В то время когда дядя Ричард подписывал распоряжение об останках, они застряли в криогенном менталитете, – объявила София. – Документ это отражает.
– Кто «они»? – спросил Маркус. – И про менталитет, если можно, поподробнее.
– «Они» – это эвтропийцы. Компания нердов, решивших в девяностых годах, что хотят жить вечно. Те самые люди, что убедили дядю Ричарда скопипастить их формулировки. Не забывайте, там ведь ни слова не было о цифровом сканировании. Все исключительно аналоговое: быстро охладите тело, заморозьте его и отвезите в эфратское криохранилище. Для них оживление замороженного тела было чем-то вроде постройки звездолета, пересекающего галактику за десять минут. То есть абстрактно они это вообразить могли, но произойти оно должно было в невообразимо далеком будущем. Поэтому в завещании дяди Ричарда ничего про оживление нет. Сказано только «заморозьте меня», что подразумевает: «кто-нибудь с этим разберется через тысячу или десять тысяч лет, когда такому научатся». Предполагалось, что люди, которые овладеют подобной технологией, так далеко уйдут от нашего пещерного понимания, что бесполезно и гадать, каким будет процесс, а значит, и оставлять инструкции.
– Но все это аналоговое, – продолжала она. – Все связано с конкретным куском замороженного мяса. Есть лишь один шанс его оживить. Лучше подождать до тех пор, когда точно получится. Теперь мы получили возможность сделать это цифровым способом. Причем возможность появилась еще при жизни дяди Ричарда. – Голос у Софии стал чуточку осипший; вернулось смутное воспоминание, как она маленькой девочкой сидела у Доджа на коленях. Она прочистила горло: – Так что я хочу этим заняться. Не обещаю найти все ответы за два месяца, но мне кажется, это стоящий проект, и как член семьи – как человек, знавший его в детстве, – я чувствую себя в особом положении.
