– Ответ на загадку – если это и впрямь загадка – между нами, – промолвил Ждод.
Другие души принялись озираться, как будто ответ сейчас пролетит между ними наподобие пчелы, однако Ждод хлопнул ладонью по столу.
– Все время, что мы собираемся здесь по вечерам, я чувствую – чего-то не хватает. Как цветы казались одинокими, когда над ними не гудели пчелы, так и стол кажется пустым. Более того, он лишен назначения, ведь мы ничего на него не ставим, разве что творения Искусницы и Делатора, когда те что-нибудь здесь мастерят.
Ждод намеревался продолжить, но в этом не было нужды: почти все уже согласно закивали или изменили форму ауры.
– Имя этому – «пища», – сказал Всеговор. – И «питье».
– Я начинаю их вспоминать, – объявил Страж. – И теперь чувствую, мне их не хватает, ибо, сдается, некогда они изрядно меня радовали.
– Они для живых, – промолвила Весенний Родник. – Пчелам надо питаться, чтобы делать воск для ульев и порождать себе подобных. Мы не делаем ульев. А порождать себе подобных для нас дело несбыточное. Мы даже простых существ, задуманных Искусницей, не можем наделить жизнью.
– Может быть, они потому не плетут нити из воздуха, что им нечего есть, – заметила Искусница.
Делатор кивнул:
– Им надо откуда-то добывать вещество для нитей.
– Если даже и так, – изрек Седобород, – это не меняет главного. Как сказала Весенний Родник, мы ничего не производим из наших форм, а значит, не нуждаемся в пище и питье.
– Не буду спорить, – ответила Долговзора. – Однако души в Городе завели диковинное обыкновение. Они сидят в доме и совместно издают звуки, не имеющие иной цели, кроме приятности для издающих и слушающих.
– Я их слышал, – сказал Всеговор. – Они позаимствовали идею у пчел, но звуки их сложнее и красивее.
– Я тоже слышал и жажду услышать еще, – согласился Ждод.
– Очень занятно, – молвил Седобород, – но я не понимаю, как это связано с моими недавними словами.
– Для меня связь вполне ясна, – ответил Страж. – Потому, быть может, что сейчас я испытываю нечто сродни боли, хоть и не столь неприятное. Сдается мне, что имя этому «голод». Я желаю пищи и питья. Не потому, что мне надо выдавить из себя воск для улья. И не затем, чтобы породить свои подобия. Я желаю их оттого же, отчего Ждод желает слышать некие звуки: просто ради удовольствия.
– Твое объяснение убедительно, – проговорил Седобород, – но проку от него никакого, ибо пищи у нас нет, и я лично понятия не имею, как ее можно раздобыть.
– Я мог бы попытаться ее изготовить, – сказал Делатор, – но не знаю ее форму, а мысль о том, чтобы съесть что-нибудь железное, не наполняет меня предвкушением удовольствия.
– У меня есть одна идея, – объявила Самозвана. – Проще показать, чем объяснить.
– Так соединим ауры? – предложил Страж.
– Нет, – ответила Самозвана. – Я хочу позвать вас в одно известное мне место в Саду.
Она вспорхнула из-за стола, другие души, не столь проворные, последовали за ней ногами. Снаружи почти стемнело, но последние лучи солнца еще пробивались в Сад через просветы в изгороди.
Самозвана повела их к маленькому кривому деревцу у фонтана. Ждод создал его много лет назад с мыслью засадить такими части Земли, непригодные, на его вкус, для высоких деревьев. До сих пор оно не пригодилось, и Самозвана, пожалев никому не нужное деревце, украсила его белыми цветами. Ждод счел это нелепостью – цветы должны расти на земле, – но, как часто бывало с причудами Самозваны, мало-помалу согласился, что так лучше. Весной деревце, сплошь усыпанное цветами, в которых копошились пчелы, радовало глаз и нюх. Сейчас был конец лета, и цветы давно осыпались.
– Лепестки опали несколько месяцев назад, – напомнила Самозвана. – Остались только сухие черешки на веточках, где они сидели. Пчелы, так любившие это дерево, забросили его, и оно казалось мне одиноким. Ан глядь, черешки раздались. Из бывших цветочных почек получились не листья, а вот такие шарики, которые теперь висят по всему дереву.
Она подставила ладонь под один шарик – маленькую зеленую луну. Остальные, вглядевшись, и впрямь различили такие же по всему дереву – не меньше, чем было по весне цветов.
– Мне думается, – продолжала Самозвана, – что пчелы, посещая деревце, как-то…
Ей не хватило слов, но Весенний Родник поняла, что она хотела сказать.
– Пчелы, обладая жизнью, наделили ею дерево, и оно произвело вот это.
– Яблоки, – объявил Страж. – Так они называются. Давайте их есть.
Самозване его предложение не понравилось, но прежде, чем она успела возразить, Ждод объявил:
– Они еще не закончили расти.
– Откуда ты знаешь? – спросил Седобород.
– О яблоках у меня удивительно сильные воспоминания, – ответил Ждод. – Почти такие же сильные – сейчас, когда они пробудились, – как память о листьях, из которой я сотворил Землю. И я вам говорю, что яблоко не пища, покуда не станет по размеру ладони и красным.
– Красным?! – изумился Страж.
– Это произойдет, – предрек Ждод, – ко времени, когда листья поменяют цвет. Тогда мы соберем яблоки, отнесем на стол и будем есть в свое удовольствие.
Осень пришла в положенный срок. Листья начали краснеть. Пчелы с каждым днем трудились все усерднее; ульи теперь источали новый запах, не цветочный, а слаще. Страж высказал мысль, что там можно найти пищу иного рода, не как яблоки. Он уже собирался ее добыть, но Самозвана заметила, что пчелы наверняка делают ее не без причины. Седобород предположил, что пчелы готовят пищу на зиму и будут есть, когда не станет цветов. Всеговор вспомнил, что это называется мед, а Ждод запретил Стражу красть мед из ульев.
Однако в ту пору, когда и листья, и яблоки стали наливаться краснотой, Долговзора сообщила, что некоторые городские души извлекают мед из ульев, какие пониже, и кладут себе в рот. Пчелы больно их жалят, и некоторые заметили, что пчелу можно убить, прихлопнув ладонью. Многих пчел убили таким образом, хоть и не столько, чтобы существенно уменьшить их число.
Души за столом по-разному восприняли новость. Самозвана разгневалась. Тех, кто убивает пчел, надо «наказать», говорила она. Слово было смутно знакомое, но никто не помнил, что именно оно значит.
– Хочешь ли ты причинить им боль? – спросила Весенний Родник. – Или лишить их удовольствий?
– Или полностью уничтожить их формы? – добавил Страж и взглянул на Ждода.
Тот когда-то давно поделился со Стражем своим видением – душа на высокой горе сжимает в руке яркую молнию – и мыслью о непоправимом уроне.
Самозвана не знала, каким должно быть наказание. Седобород усомнился, нужно ли оно вообще. Пчел много, заметил он.
– Даже если эти души поступили дурно и заслужили наказание, нам ли судить и наказывать? – проговорил Ждод.
