Во многих домах были приходящие уборщики и садовники, а порой даже мойщики окон. Мне оставалось только жить в доме и наслаждаться им, как своим собственным. Это, разумеется, было совсем несложно. Мои клиенты часто оказывались не только обеспеченными, но и творческими людьми, и их дома были яркими, разноцветными и уютными.
Через владельца одного из этих домов я познакомилась с Перл. Ее дом был жизнерадостным, как и она сама – насколько это вообще возможно для умирающего человека. Мы сразу друг другу понравились. У Перл было три собаки, одна из которых обычно боялась незнакомых людей, но ко мне сразу забралась на колени – животные чувствуют тех, кто их любит. Симпатия этой маленькой черной собачки сразу помогла нам с Перл наладить контакт.
За несколько месяцев до этого, незадолго до шестидесятитрехлетия, Перл узнала о своей смертельной болезни. Она так любила свой дом и собак, что была твердо намерена умереть дома. Друзья Перл уже пообещали взять к себе всех троих собак, когда придет время, поэтому она не беспокоилась, что их разлучат. Она также с принятием относилась к своему приближавшемуся концу.
Многие из моих пациентов поначалу отвергали мысль о том, что скоро умрут. Перед тем как принять неизбежное, они проходили целую гамму эмоций. Другие пациенты, узнав о своей болезни, впадали в шок, потому что новость сообщалась им слишком неосторожно – небрежно, без глубокого понимания тяжести ситуации. Иногда такую неосторожность проявлял кто-то из родных, иногда врач. В таких случаях всегда необходима искренняя доброта.
Перл без возражений принимала мысль о том, что ее время пришло. Она рассказала мне, что ей было чуть проще смириться с болезнью, потому что она потеряла и мужа, и дочь более тридцати лет назад. Теперь она надеялась наконец увидеться с ними вновь.
Муж Перл погиб в результате несчастного случая на работе, хотя ей и не нравилось выражение «несчастный случай»: она считала, что случайностей не бывает. «Так было предназначено, – сказала она мне. – Мне это было невыносимо больно, но прожив еще тридцать лет, я поняла, что эта потеря помогла мне стать тем человеком, которым я стала, и помогать другим. Я никогда не стала бы собой, не пережив его уход».
Она философски относилась и к смерти дочери. Тоня умерла в возрасте всего восьми лет, от лейкемии, спустя меньше года после смерти своего отца. «Потерять ребенка действительно чудовищно. Родители не должны хоронить детей. И тем не менее это происходит ежедневно, по всему миру. Я лишь одна из многих таких матерей». Я слушала и восхищалась покоем, исходившим от Перл, когда она говорила о дочери. «Счастье, что она не слишком долго страдала. Я верю, что она пришла в мою жизнь, чтобы научить меня безусловной любви. С тех пор я способна дарить ее другим, даже если они мне не родственники. Милая Тоня, мой маленький ангел».
Воспоминания потеряли былую четкость в мыслях Перл, но сохранили прежнюю яркость в ее сердце. Она любила дочь так же сильно, как и раньше; любовь не умирает. После смерти Тони, рассказала Перл, ей было бесконечно тяжело, прошло немало лет, прежде чем она пришла в себя. Но она никогда не считала себя жертвой. Хотя Перл довелось узнать, как больно потерять ребенка, – и она не желала этого злейшему врагу, – ей также выпала радость иметь ребенка, а ведь это, заметила она, дается далеко не всем.
Мы согласились, что любые трудности несут в себе какой-то скрытый дар. «Люди годами притворяются жертвой ситуации, – сказала Перл. – Но кого они пытаются обмануть? Они обманывают лишь сами себя. Жизнь нам ничего не должна. Нам никто ничего не должен, кроме нас самих. Так что лучший способ прожить жизнь – это ценить ее дары и принять решение не быть жертвой».
Я рассказала Перл, что встречала многих жертв, но настоящим потрясением было однажды увидеть жертву в себе самой. Внезапно осознать: я так погрузилась в свои травмы, что больше ни о чем не могу думать, кроме своих былых страданий.
Она согласилась со мной безо всякого осуждения. «Это иногда случается со всеми. Между состраданием и ощущением себя жертвой проходит тонкая грань. Сострадание – это целительная сила, которая рождается из доброты к себе. Разыгрывать жертву – токсичная и напрасная трата времени, это не только отталкивает других людей, но и лишает возможности истинного счастья. Никто нам ничего не должен, – повторила она. – Только мы должны самим себе: встать с пятой точки, поблагодарить судьбу за все хорошее и отправляться решать свои проблемы. Когда смотришь на жизнь с такой позиции, она начинает осыпать тебя дарами». В тот день я буквально влюбилась в свою новую пациентку.
Перл говорила о том, как трудно приходится многим людям, с какими они сталкиваются огромными сложностями, но несмотря ни на что ухитряются выстоять и найти радость в мелочах жизни. Другие, наоборот, непрестанно жалуются на свою жизнь, даже не представляя, что по сравнению с другими у них все просто замечательно. Я охотно согласилась с ней: как бы мне ни было плохо, я всегда помнила, что мне во многом повезло – большинству людей живется гораздо тяжелее.
Когда Перл удалось восстановить относительно нормальное течение жизни после потери мужа и дочери, она на несколько лет с головой ушла с работу. Работа ей нравилась: она любила коллег и клиентов, считала одной из своих главных задач поддерживать и воодушевлять их, и это ей неизменно удавалось. Но при этом она всегда ощущала внутри пустоту. Почти двадцать лет она объясняла такое ощущение болью утраты семьи.
Ее жизнь изменилась совершенно случайно: однажды она согласилась после работы помочь одному из клиентов, который разрабатывал новую программу поддержки бедных семей. Даже не замечая этого, Перл постепенно все больше втягивалась в проект, потому что ей нравилась его идея и цели. «Впервые за двадцать с лишним лет я вновь ощутила, что живу. И знаете почему? – спросила она. – У меня появилось предназначение, смысл жизни. Вот причина той внутренней пустоты: я не видела смысла в своей работе».
Это было мне очень понятно. Я рассказала Перл про свою работу в банке, про то, как мне было сложно, пока я не нашла себя в паллиативном уходе за больными и в музыке – занятиях, которые приносили мне все большее удовлетворение. Она согласилась, что моя новая работа гораздо осмысленней предыдущих. Впрочем, Перл, как и я, считала, что в совершенно любой работе можно найти свое истинное предназначение, главное – найти правильную область. Все дело в точке зрения.
В доме Перл была красивейшая застекленная терраса, где зимнее солнце грело нас через прозрачную крышу. В эту светлую и уютную комнату я выкатывала кресло Перл каждое утро – обычно у нее на коленях лежала хотя бы одна собака, а чаще все три. Мы литрами пили свежие травяные чаи и радовались каждому новому дню. Однажды я сказала Перл, что это времяпрепровождение совершенно не кажется мне работой. Она просияла и ответила: «Конечно, так и должно быть. Когда занимаешься любимым делом, это кажется не работой, а естественным продолжением тебя».
Социальный проект рос и превратился для Перл в дело всей жизни. Через год она ушла с прежней работы и полностью посвятила себя новой роли. Вначале она получала меньше денег, чем раньше, но ей было все равно. Со временем ее зарплата выросла. «Иногда перед прыжком нужно сделать несколько шагов назад, чтобы разогнаться, – смеялась Перл. – Люди совершенно не понимают, что такое деньги. Из-за денег они торчат на неподходящей работе, потому что боятся, что не смогут заработать любимым делом. На самом деле все наоборот. Если ты любишь свое дело, то лучше открываешься потоку денег, потому что сильнее погружен в свою работу и к тому же счастлив. Конечно, понадобится время, чтобы изменить свое мышление и придумать, как заработать побольше».
