Вельдман не реагирует на услышанное и молча смотрит на него с асфальта. Судя по подтекам крови на его губах и подбородке, у неприкосновенного депутата Государственной Думы сломан нос.
Мое тело — безжизненный ствол дерева. Я даже не сразу чувствую то, как ладонь Саввы ложится мне на поясницу и тянет вперед.
— Теперь можем ехать домой.
54
Весь следующий день проходит для меня в пиковом напряжении. Каждую минуту я жду звонка из полиции с требованием приехать, чтобы дать показания против Саввы. Страница поисковика с лентой последних новостей сродни минному полю. Всякий раз как я ее открываю, подспудно жду, что мои нервы взлетят на воздух при виде заголовка «Вчера был жестоко избит депутат Государственной Думы». Я не спала всю ночь, думая о том, насколько серьезны травмы, полученные Вельдманом, и чем вчерашний инцидент может грозить Савве. Дима ведь не Вика и даже не Гордиенко. В его руках — рычаги власти и его эго серьезно ущемлено. Чем не повод осложнить Савве жизнь?
Мое потерянность усугубляется тем, что нет ровным счетом никого, с кем я могла бы обсудить происходящее. Савва обязательно найдет слова, чтобы убедить меня в естественности случившегося, а я обязательно приму во внимание его психическую особенность. Но так неправильно. У Саввы есть оправдание в виде социопатии, а чем оправдать себя мне, молча проглатывающую жестокость его поступков? Финансы, ум и предусмотрительность могут еще долго помогать ему уходить от уголовной ответственности за избиения людей, но как быть мне? Когда в моей голове прозвучит финальная сирена? Савва ведь не пытается с собой бороться. На моей памяти, он переступил через себя лишь однажды, когда ушел из моей квартиры. В остальном же он комфортно существует в своем антисоциальном видении мира.
Дважды за день я поднимаю трубку, чтобы набрать Вельдману, и оба раза слабовольно отказываюсь от этой идеи. Я бы узнала, если бы с ним случилось что-то непоправимое — из новостей или от Дианы, которая общается с Викой, в конце концов. Но тревога не отступает, распуская во мне свои корни, и мне требуется ее заглушить. Тогда я звоню Никите. Просто узнать, все ли с ним в порядке, чтобы подбросить кусок хлеба в пасть своей оголодавшей совести.
Никита берет трубку с шестого гудка, тон прохладный и отстраненный.
— Слушаю.
По-крайней мере, говорит он внятно и четко. Не похоже, что страдает от недостатка зубов во рту.
— Привет, Никит, — стараюсь говорить легко и спокойно. — Я просто так звоню. Хочу узнать, все ли у тебя в порядке.
— Что конкретно тебя интересует? — голос бывшего любовника становится еще холоднее и звучит снисходительно.
Я закатываю глаза к потолку и сильнее стискиваю силиконовый чехол. Меня интересует, не отбил ли Савва тебе почки на досуге, но сейчас я начинаю думать, что ты не стоишь моего беспокойства.
— У тебя все нормально? Здоровье, работа?
Пауза и нетерпеливый вздох.
— С ними все в прекрасно, Мирра. Ты поэтому звонишь? — с сомнением.
Гребаный придурок. Уж точно не потому, что соскучилась по нашему монотонному сексу и организованных мной свиданиях, на которые ты не всегда находил время прийти.
— Да, это все. Ты всегда разговаривал так, будто у тебя здоровая палка застряла в анусе? — На этом я вешаю трубку, переводя свой вопрос в статус риторического.
Ну по-крайней мере до Никиты Савва не добрался.
*********
— Ты не в настроении, — замечает Савва по дороге домой.
— Очень тонкое наблюдение, — ехидничаю я. — Вчера я пережила очередное потрясение, из-за которого не спала всю ночь, а днем дергалась от каждого телефонного звонка, думая, что это полиция. Имею право, не находишь?
— Полиция не станет тебе звонить. Дима Вельдман не станет рисковать карьерой ради пары сломанных ребер и ссадин.
— У него сломаны ребра?
Савва постукивает пальцами по рулю и, усмехнувшись, кивает.
— Определенно, да.
Я обнимаю себя руками и отворачиваюсь к окну. Впервые мне не хочется задавать вопросы и поддерживать с ним беседу. Я не испытываю обиды, за которую Савва мог бы извиниться; мне не нужно, чтобы он меня утешал. Он сам, такой, какой есть — причина моего внутреннего раздрая, и я не знаю, где найти способ с собой примириться. Просить его стать сдержаннее, умолять его быть тем, кем он не является, и тем более ставить ультиматумы — совершенно бесполезно. Савва продал мне себя таким, каков он есть, а я, не раздумывая, купила. Сдать его обратно не могу и не хочу.
В его пентхаусе, который теперь принято называть «наш», мы ужинаем заказанной ресторанной едой и расходимся по разным углам. Савва идет в свой кабинет работать, а я, несмотря на то, что за окном даже не успело стемнеть, забираюсь в кровать. Звоню маме и в течение получаса слушаю ее непринужденную болтовню об очередном улове, привезенном папой. Котлеты из щуки и сазана они заморозили, так что в следующий визит домой я должна их обязательно попробовать. И еще пирожки с клубникой и вино из ирги, которое папа сделал. Жаль, что огурцы с собой дать не получится — в этом году уж больно удались. Ну ничего, может быть, сами на машине привезут. К концу разговора я начинаю улыбаться, и неуютная тяжесть в груди постепенно исчезает.
Савва приходит в спальню ближе к полуночи. Ложится рядом и, обняв, прижимается ко мне голым телом — он предпочитает спать без нижнего белья.
— Не надо, — я ловлю его руку, спускающуюся к животу и отвожу в сторону. — Не сегодня. Я не в настроении.
Я чувствую, как напрягается его тело, и непроизвольно напрягаюсь сама. Не считая наших первых свиданий, это впервые, когда я отказала ему в сексе. Но Савва сказал, что не причинит мне вреда. Так как поступит сейчас?
Он перекатывается на спину, и хотя в этот момент я разглядываю стену, то представляю, как он смотрит в потолок. Спустя минуту вновь слышится шорох матраса, и его губы мягко касаются моего позвоночника. По коже разливается приятное покалывание. Нет, ничего не изменилось.
— Спокойной ночи, Мирра.
— Спокойной ночи, — вторю ему эхом и закрываю глаза. От расслабления меня неумолимо клонит в сон, и это хорошо. Мне просто необходимо поспать.
Мое обмякшее сознание вновь всплывает на поверхность от того, что тело полыхает. В комнате темно, ноет грудь, между ног налилась знакомая тяжесть. Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, чем они вызваны. Губы Савва покрывают поцелуями мою шею, его пальцы ласкают мой клитор, его эрекция вжимается мне в бедро.
— Проснулась? — хрипло шепчет он мне в ухо и за секунду переворачивает меня на живот. Его член проскальзывает внутрь меня с влажным звуком, заставляя распахнуть глаза и выдохнуть пошлый стон в подушку.
Савва трахает меня быстро и глубоко, шепчет в ухо непристойности, отчего я стону и истекаю влагой как последняя проститутка. Он снова это сделал: с легкостью добился желаемого.
