Глава 1
«Гибнут стада,
Родня умирает,
И смертен ты сам.
Но смерти не ведает
Громкая слава
Деяний достойных.»
— «Речи Высокого».
Я пристально вглядывался в горизонт, подёрнутый туманной дымкой. Холмы, поросшие вереском и диким луком, соприкасались с низким серым небом. А где-то за холмами ждали враги. Я прикоснулся к рукояти меча.
— Боишься гаэлов, Ламберт? — спросил меня Родерик, наш старшина.
В ту пору мне едва исполнилось шестнадцать, в настоящем бою побывать я не успел, и да, тогда я боялся гаэлов.
— Они же все колдуны. Появляются из ниоткуда, — ответил я.
Старшина подёргал себя за седую бороду и кивнул.
— Гаэлы вечно бузят, — хмуро произнёс Кутберт. Он был воином всю свою жизнь, но не нажил ничего, кроме шрамов, хромоты и дурного характера.
Мы втроём патрулировали границу: старик, безусый юнец и калека, на крестьянских лошадках, не приученных к бою, но выбора не было. Дикари опять повадились угонять скот, а мы должны были при первых признаках опасности предупреждать наших. У нас даже доспехов не было, лишь куртки из грубой кожи. Шлем был только у Родерика.
Теперь я понимаю, каким жалким воинством мы были. Тогда же мне казалось, что настоящему витязю хватит меча и храбрости, чтоб одолеть любого врага. Я был молод, наивен и глуп.
Мы высматривали дикарей в холмах, но проклятые язычники всегда умели хорошо прятаться. В тот день они проскользнули мимо нас. Мы спустились в лощину между холмами, в заросли можжевельника.
Кутберт жевал пресные лепёшки, склонившись в седле и не обращая на нас внимания. Он и стал первым.
Стрела вонзилась ему в шею с чавкающим звуком, Кутберт качнулся вперёд, а его лошадь испугалась запаха крови и понесла. Гаэлы с дикими воплями вскочили из укрытий, потрясая оружием.
— Бежим! — заорал Родерик, выхватывая меч.
На мгновение я оцепенел. Но моя кобыла, умное создание, сама развернулась и поскакала за старшиной. Я вытащил меч, которым так гордился, и ударил пятками в бока лошади.
Гаэлы были куда хитрее, чем мы думали. Нам пришлось подниматься на холм, и нас там уже ждали враги. Дикари поднялись из травы, словно призраки, с жуткими чёрными лицами, с длинными копьями в руках. Мне показалось, что их человек двадцать, но на самом деле их было всего шестеро.
Мимо меня прошелестела стрела, я заметил только мелькнувшее оперение. Родерик пошёл на прорыв, размахивая мечом, и я рванул следом за ним.
Старшина рубанул дикаря по голове, тот упал замертво, но его сосед попал копьём Родерику в брюхо. Я ударил мечом, гаэл увернулся, хищно скалясь. Я заорал и начал отчаянно размахивать мечом, сзади подбежали дикари и стянули меня с лошади, но я выкрутился, перекатился и вскочил на ноги.
Родерик обернулся, держась за рану, и молча послал лошадь в галоп. Он меня бросил. А я остался один против банды крайне озлобленных дикарей. Я почувствовал, как от страха переворачиваются кишки и крутанул мечом, чтоб прибавить себе храбрости.
Дикари ухмылялись, и на лицах, раскрашенных углём, их гримасы выглядели ещё более устрашающими. Я снова заорал и кинулся на ближайшего гаэла, пытаясь ткнуть его мечом в глотку. Язычник отскочил на полшага назад, ровно настолько, чтоб мой удар не достиг цели, и ударил копьём в ответ. Железный наконечник скользнул по кожаной куртке, а я схватил древко левой рукой и пнул гаэла в живот. Тот отлетел, оставшись без оружия, я попытался ударить его вдогонку мечом, но слева на меня обрушилась дубинка другого язычника. Я отбил удар трофейным копьём, но не сумел удержать древко, быстро развернулся, полоснул мечом вдоль и отскочил назад. С клинка на траву упало несколько капель крови.
Гаэлы, окружившие меня, смеялись. Для них это было развлечением, поэтому меня не убили сразу, навалившись со всех сторон. Дикари нападали по одному, проверяя свою доблесть. Один-два удара, с разных направлений, но я начинал уставать.
Моя лошадь убежала вслед за Родериком, лошадь Кутберта увели дикари, а на своих двоих мне не убежать. Меня накрыло отчаяние и осознание скорой смерти. Впервые за всю жизнь.
Я отбил ещё один удар гаэльского копья, полоснул по ноге дикаря, краем глаза увидел летящую сверху дубинку, подставил меч под удар, но тот сломался. В руке у меня остался обломок, длиной с ладонь, ни на что не годный. Я выругался, а дикари гадко засмеялись. Я бросил обломок в атакующего язычника, упал на землю, пытаясь схватить лежащее в траве копьё, но получил сапогом по руке, а затем меня стукнули дубинкой по голове и я отключился.
Я проснулся от того, что мы остановились. Я лежал, связанный по рукам и ногам, на крупе лошади Кутберта, рядом с мёртвым гаэлом. Из седельной сумки пахло лепёшками, а от мертвеца пахло кровью и потом.
Дикари остановились возле одного из каменных столбов, что иногда встречались в холмах. Кто-то говорил, что это столбы дьявола, кто-то говорил, что их поставили древние люди, но никто не мог объяснить, зачем они стояли посреди вересковых пустошей.
Я притворился спящим, когда один из гаэлов, старый воин, исполосованный шрамами, подошёл к лошади. На мгновение я подумал, что меня хотят принести в жертву или использовать в нечестивых ритуалах у подножия столба, но дикарь достал из сумки пару лепёшек и оставил их как подношение.
Гаэлы расселись у подножия, негромко переговариваясь на своём языке, достали из сумок свои нехитрые припасы и принялись за еду. Я же наблюдал, выжидая подходящего момента. Теперь дикари выглядели как обычные люди, пусть и непохожие на меня. Они заплетали волосы, я был коротко подстрижен. Они отращивали бороды, у нас было принято бриться. Они красили лица углём перед битвой, а мы боялись, что Господь не узнает наши лица после смерти. С другой стороны, это всё обычаи, а если их отбросить — оказывалось, что у нас одинаково светлые волосы и глаза, прямые носы и тонкие губы, и если гаэла подстричь, или южанина заставить отрастить шевелюру — становилось трудно отличить одного от другого.
Положение моё было хуже некуда. Руки-ноги связаны, достаточно крепко, чтобы я не смог порвать путы, но и не слишком сильно, чтоб кровь не застаивалась. Гаэлы часто угоняли рабов, и дело знали. Вокруг — никого, кроме этих дикарей, и даже направление, куда мы двигались, я точно определить не мог. На помощь мне никто не придёт, да и Родерик наверняка думает, что я уже мёртв. Ещё бы, драться против десятка язычников. Оружия нет, даже самого захудалого ножика, обыскали меня с головы до ног.
Но, как говорил мой отец, если провалился в дерьмо по горло, держи голову выше. И я судорожно перебирал варианты побега. Я на коне, гаэлы сели обедать, и ещё не заметили, что я проснулся.
