И Жозефина была прощена. В очередной раз прощена. Но, как говорится, осадочек остался…
Государственный переворот 18–19 брюмера
Вернувшись из Египта и ознакомившись с обстановкой во Франции, Наполеон с гневом воскликнул:
– Эта бездарная безвольная Директория делает только глупости да берет взятки!
Действительно, Директория своими действиями лишь озлобила всю Европу. Была сформирована мощная антифранцузская коалиция, и русско-австрийские войска при поддержке англичан быстро лишили Францию всех наполеоновских завоеваний в Италии и на Мальте. Все ждали вторжения союзников во Францию.
Внутри страны положение было не лучше. Директория прибегала к насилиям, напоминавшим террор, и довела страну до голода. Повсюду вспыхивали мятежи – то роялистов, то якобинцев. Нация искала «спасителя» от «нравственной гнили», как все называли Директорию.
В результате вернувшийся из Египта Наполеон произвел государственный переворот и уничтожил власть Директории. Это событие вошло в историю как переворот 18–19 брюмера (9–10 ноября 1799 года).
Понятно, что Наполеон и его сторонники шли на огромный риск. Но задуманное свершилось, и режим Директории во Франции был заменен режимом Консульства. Это значит, что страной стали править три консула: Наполеон Бонапарт, Эмманюэль-Жозеф Сийес и Роже Дюко. Новая власть тотчас издала довольно-таки странный манифест: «Революция остановилась на принципах, с которых началась: она окончена!»
О своем участии в этих драматических событиях сын Жозефины потом написал так:
«Я был еще слишком молод и слишком мало вовлечен в политические дела, чтобы иметь возможность быть в курсе всех деталей событий, которые предшествовали и последовали за 18 брюмера. Единственное, что могу сказать, это то, что я был занят, как никогда в жизни. Я просто старался выполнять свои обязанности, не пытаясь вникать в малопонятные мне вещи. Могу сказать также, что мое рвение позволило мне обратить на себя внимание».
И действительно, уже 22 декабря 1799 года Эжен де Богарне был произведен в капитаны конных егерей Консульской гвардии.
Следует отметить, что Наполеон, будучи незаурядным человеком, умел отлично устраивать все, за что ни брался. Он решился на переворот 18–19 брюмера и победил. Однако ему не удалось примирить непримиримое, то есть слить в одно целое те противоположные элементы, на костях которых очень скоро выросла его колоссальная власть. При постройке своего здания из новых и старых материалов он выбирал только то, что было готово беспрекословно подчиниться его воле и золоту. Первой представительницей «старой придворной суетности» явилась его жена Жозефина.
Русский публицист Н.В. Шелгунов по этому поводу пишет:
«Жозефина, воспитанная в старых понятиях и чувствовавшая сильное влечение к пышности и блеску, начала устраивать вокруг себя нечто вроде двора и, отказавшись от республиканского названия гражданки, ввела у себя, чтобы ее называли madame <…> Но не одна Жозефина любила пышность и блеск, не одна она была воспитана в понятиях времен Людовика ХV, не одна она нуждалась и в отпущении прегрешений. Таких людей был во Франции легион; особенно, когда Наполеон, задумавший создать монархию – сначала исключительно на началах 1789 года – стал употреблять в дело людей прежнего времени. Вместе с этими людьми явились и старые идеи. Чтобы понять, насколько влияние таких господ было сильно и почему их мнения могли показаться мнением всей Франции, достаточно указать на такие факты, что из 80 000 имен, стоявших в списке эмигрантов, в течение царствования Наполеона осталась только одна тысяча. Такая армия возвратившихся эмигрантов, воспитанных в легкомысленных понятиях старой французской монархии, ни в каком случае не могла служить представительницей тех новых общественных нужд, интересов и понятий, которые явились во Франции со времени переворота 1789 года. Между тем, кроме той специальности, для которой эти люди были собственно пригодны, их стали употреблять и в делах, для которых их решительно не создала природа. Таким образом, люди, не имевшие никакого понятия о смысле совершившегося переворота, явились его судьями, взяли на себя роль представителей Франции и общественного мнения и, как примирители старого и нового, выбрали из старого как раз то, что годилось только для них, или иначе – что не годилось ровно никуда».
Заговор кинжалов
В «Мемуарах» Эжена де Богарне можно найти следующий рассказ:
«Мне приказали ехать к Опере с пикетом конных егерей. Прибыв на место, я спешил половину егерей и, дав инструкции остальным, вошел в Оперу, идя впереди первого консула на пятьдесят шагов. При этом мои егеря сопровождали меня, а я делал перед присутствовавшими вид, что именно я и есть первый консул. Неожиданно я приказал моим людям остановиться, и первый консул спокойно прошел между ними в свою ложу. В этот момент заговорщики, в числе которых были корсиканец Арена и римлянин Черакки, были схвачены. У них нашли ножи и пистолеты. Их судили, признали виновными и отправили на эшафот».
Чтобы понять, о чем идет речь, следует напомнить, что после государственного переворота 18–19 брюмера, совершенного при активном участии Наполеона, Директория, коллегиально правившая до этого во Франции, была упразднена, и власть в стране была вверена трем уже упоминавшимся консулам.
Фактически же Наполеон уже тогда начал править страной, так как два других консула не имели ни его талантов, ни авторитета, ни силы. После этого была изменена конституция, и Наполеон официально стал первым консулом.
Понятно, что в таких условиях желание ролистов «убрать» ненавистного выскочку еще более укрепилось. Практически в то же самое время подобная мысль возникла и в головах ярых якобинцев, грустивших об уходящей в забвение Великой французской революции.
У французского историка Андре Кастело по этому поводу читаем:
«Экстремисты – якобинцы и роялисты – не выносили такого позорного зрелища, когда большинство прежних революционеров и большая часть эмигрантов низкопоклонствовали перед новым хозяином».
В результате первый год Консульства представлял собой череду заговоров, направленных против Наполеона, на которого как роялисты (правые), так и якобинцы (левые) смотрели не иначе, как на узурпатора и тирана, как на позор искренне любимой ими Франции.
Наиболее решительно настроенные якобинцы создали для уничтожения Наполеона боевую группу. В состав этой группы, называвшей себя «эксклюзивами» (то есть «исключительными»), входило шесть человек. Ее идейным лидером был 45-летний римлянин Джузеппе Черакки.
Его ближайшим соратником стал бывший офицер – 28‐летний Джузеппе Арена (во многих источниках его на французский манер именуют Жозефом). Кстати сказать, этот высокий и худой человек с вечно измученным лицом и мешками под глазами тоже был другом корсиканской юности Наполеона.
Акт возмездия, получивший потом название «заговор кинжалов», был намечен на 10 октября 1800 года. Все должно было произойти в Опере, где в тот день давали премьеру «Горациев» Пьера Корнеля и, конечно же, ожидали Наполеона. Но один из сообщников Арены и Черакки в последний момент испугался и донес о готовящемся покушении.
