Онлайн книга «Кто убил Жозефину? Тайна смерти жены Наполеона»
Бонапартe, переехав из Сен-Клу в Тюлильри, видится только с родными и с членами правительства. Парады ныне отменяются за стужею, которая, будучи всякий день между 10 и 15 градусами, несносна для французов. Сена замерзла и – какая-то тишина царствует в городе. Театры пусты, но кофейные дома наполнены людьми, которые греются там перед каминами».
От этой болезни умерли несколько знаменитостей, в частности, известный писатель и драматург Жан-Франсуа де Лагарп. Газеты и журналы постоянно писали о разрушительной силе этой эпидемии: в январе и феврале умерло больше 4000 человек, а в самый тяжелый день, 6 февраля 1803 года, по официальной статистике, скончалось 202 человека.
Официальная версия гласит: Жозефина умерла 29 мая 1814 года от катаральной горячки, то есть от гриппа.
В жерновах большой политики
Франклин Делано Рузвельт говорил: «Не стоит начинать заниматься политикой, если у вас нет толстой кожи, как у носорога». А его дальний родственник Теодор Рузвельт уточнял: «В политике приходится делать много такого, чего не следует делать».
А вот Наполеон в беседе с Гёте как-то заявил: «Политика – вот судьба!»
Эти люди знали, о чем говорили. И не дай бог никому попасть в жернова этой самой политики, тем более – в жернова большой политики.
Император Александр I, прусский король Фридрих-Вильгельм III и австрийский фельдмаршал князь Шварценберг, представлявший своего императора Франца I, посчитавшего неудобным для себя участвовать в захвате столицы, где восседала на троне его дочь, супруга Наполеона, вступили в Париж во главе своих войск 31 марта 1814 года.
Простые парижане в отличие от москвичей в 1812 году не только не подумали поджигать свой город, но и не попытались даже толком оборонять его. Большинство горожан, заполнив тротуары и балконы домов, с интересом смотрели на колонны союзников, бурно приветствуя «освободителей».
Следует отметить, что когда императрица Мария-Луиза с маленьким сыном покинули Париж, бывший министр иностранных дел (Наполеон снял его в 1809 году, обвинив в лицемерии и предательстве) Шарль-Морис де Талейран-Перигор мучился лишь одним вопросом, как сделать так, чтобы разом и уехать из Парижа, и не уезжать из него?
Талейран находился перед труднейшим выбором: ехать ему за императрицей, как велел Наполеон всем главнейшим сановникам, или оставаться в Париже? Если ослушаться императора и остаться в столице, то в случае победы Наполеона, а также в случае его отречения в пользу своего сына, ему, Талейрану, может очень дорого обойтись эта измена. С другой стороны, было похоже, что союзники победили окончательно и бесповоротно, а это необычайно повышало шансы Бурбонов, и вот тут-то Талейран и мог бы, если он останется в городе, взять на себя деятельную роль соединительного звена между союзниками и мечтавшими вернуться к власти Бурбонами. Кто, как ни он, мог в этой ситуации с ловкостью организовать такую обстановку, чтобы вышло, будто сама Франция низлагает Бонапарта и призывает династию Бурбонов.
Итак, и уехать из Парижа было нельзя, и не уезжать – тоже было нельзя. Решение такой задачи на первый взгляд противоречило законам физики и было совершенно невозможным, но не для такого человека, как Талейран, который как раз в самых безвыходных ситуациях всегда и обнаруживал наибольшую находчивость.
Выход, как обычно, был найден очень быстро. Сначала он отправился к префекту полиции Пакье и дал тому понять, что было бы весьма уместно, если бы, например, при выезде из города его, князя Талейрана, «народ» не пропустил бы дальше и «силой» принудил вернуться домой.
В конце концов, условились на том, что не «народ», а национальная гвардия задержит Талейрана и вернет его назад.
Сразу же после этой договоренности Талейран с багажом, секретарями и слугами в открытой карете выехал из своего дворца. Так сказать – «во имя честного исполнения своего верноподданнического долга и согласно приказу Его Величества императора Наполеона». Чтобы присоединиться к пребывавшей в Блуа (маленьком городке на Луаре в полутора сотнях километров к юго-западу от Парижа) императрице и ее сыну, наследнику императорского престола. Но, «к великому прискорбию», Талейрану на глазах у всех помешали исполнить его долг какие-то наглые солдаты, которые задержали его карету и вернули его в город! После этого он направил рапорт о случившемся огорчительном инциденте архиканцлеру империи Жан-Жаку Режи де Камбасересу, герцогу Пармскому.
Застраховав себя таким образом от гнева Наполеона, Талейран сейчас же стал работать над подготовкой возвращения или, как уже начали говорить, реставрации Бурбонов.
С Наполеоном же, похоже, все было кончено. Как написал потом в своих «Мемуарах» Талейран, «побежденный Наполеон должен был исчезнуть с мировой сцены; такова судьба узурпаторов, потерпевших поражение». Он же, говоря о Наполеоне, отметил:
«До последней минуты, предшествовавшей его гибели, спасение зависело лишь от него самого».
Выбрав сторону Бурбонов, себя Талейран предателем не считал:
«Это не означало ни предательства мною Наполеона, ни составления против него заговоров, хотя он не раз меня в этом обвинял. Я составлял заговоры лишь в те эпохи моей жизни, когда моими сообщниками было большинство французов, и когда я мог вместе с ними искать путей к спасению родины. Недоверие ко мне Наполеона и его оскорбления не меняют ничего в истинном положении вещей, и я громко повторяю: никогда не существовало опасных для него заговорщиков, кроме него самого».
А на следующий день он, как представитель Франции, уже принимал в своем дворце на улице Сан-Флорентен вступившего в столицу русского императора Александра.
По всем правилам Александр I должен был остановиться в Елисейском дворце, но вследствие неизвестно откуда полученного предупреждения, что там он подвергнется опасности (легко догадаться об источнике этой «достоверной информации» о заложенной бомбе), он предпочел остаться во дворце Талейрана.
Перед своим приездом на улицу Сан-Флорентен император Александр откомандировал к Талейрану своего дипломата графа К.В. Нессельроде, и они вместе сочинили ту самую знаменитую декларацию, помеченную 31 марта 1814 года, в которой объявлялось, что союзники более не будут вести переговоров ни с Наполеоном, ни с его семьей.
Совершенно естественно, что вопрос о правительстве, которое предстояло установить во Франции, был главной темой разговора императора Александра с Талейраном. Тот, не колеблясь, заявил, что династия Бурбонов наиболее предпочтительна как для тех, кто мечтает о старинной монархии с нравственными правилами и добродетелями, так и для тех, кто желает новой монархии со свободной конституцией. А раз Франция хочет именно Бурбонов, то речь должна идти о Людовике XVIII, среднем брате обезглавленного в 1793 году короля Людовика XVI.