Он отнес все вещи к машине. Укладывая сумки в багажник хетчбэка, он увидел укутанную в теплое пальто Мадлен, пробирающуюся через пастбище со стороны пруда.
Когда она вошла в дом, Гурни уже был на кухне и варил кофе. Услышав шаги в прихожей, он окликнул ее:
– Кофе готов, ты будешь?
Он не разобрал, что она пробормотала в ответ. И повторил вопрос, когда она появилась на пороге кухни.
Мадлен покачала головой.
– Ты в порядке?
– Ну конечно. Все вещи уже в машине?
– Кажется, да. Сумки, все для лыж.
– Навигатор?
– Само собой. А что?
– Мы делаем немалый крюк, не заблудиться бы.
– Там не так много дорог, не заблудимся.
Мадлен кивнула с некоторой отрешенностью, которую он заметил в ней еще вчера. Выходя с кухни, она прохладно добавила:
– Пока ты был в душе, тебе оставили сообщение. На домашнем телефоне.
Гурни пошел кабинет, чтобы проверить автоответчик, подозревая, что сообщение оставила Ребекка.
Так оно и было.
“Здравствуй, Дэйв. Четыре человека и один и тот же сон? В каком смысле? Похожие в общих чертах? Или образы совпадают точь-в-точь? В первом случае – притянуто за уши. Во втором – охренеть! Надо бы копнуть поглубже. Слушай, каждую пятницу у меня лекция, на психфаке в университете в Платсберге. Так вот завтра я там буду. Гугл говорит, что это всего сорок километров от Волчьего озера. У тебя получится подъехать? Можем встретиться в гостинице «Колд-Брук», где я остановлюсь. Если ехать со стороны Волчьего озера, гостиница будет прямо перед кампусом. Перезвони мне”.
Гурни застыл около письменного стола, пытаясь рассчитать время и расстояние, а также раздумывая над тем, как ко всему этому отнесется Мадлен. Нужно было хорошенько все обдумать перед тем, как перезванивать Ребекке.
По дороге из Уолнат-Кроссинга на север, в адирондакскую глухомань, сельский пейзаж за окном попеременно то радовал глаз, то наводил тоску. Многие из этих городков уже вымерли или были близки к тому – заброшенные торговые островки, облепившие дороги штата, как древесные грибы-паразиты. Встречались целые долины, где, куда ни глянь, все было в полуразрушенном состоянии, словно из земли просачивались отравляющие вещества.
Чем дальше на север они продвигались, тем обширнее становились снежные лоскуты на полях цвета сепии, температура падала, тучи сгущались.
Заехав в деревеньку, подающую еще какие-то признаки жизни, Гурни свернул на заправку; напротив красовалась вывеска “Кафе-кулинария «Райский латте»”. Наполнив бак, он выехал с заправки и припарковался на первом попавшемся месте.
Спросил Мадлен, хочет ли она кофе. Или, может быть, перекусить?
– Я хочу просто выйти из машины, размяться и подышать воздухом.
Он перешел дорогу и вошел в небольшое заведение, обнаружив, что оно не совсем соответствует названию.
“Кулинария” представляла собой холодильник, в котором под светом тусклой лампочки была выставлена холодная мясная нарезка, как в детстве Гурни, в Бронксе – вареная колбаса, вареный окорок и ярко-оранжевый американский сыр, по соседству – судки с картофельным и макаронным салатами, с большим количеством майонеза. “Кафе” же состояло из двух накрытых клеенками столиков; возле каждого по четыре складных стула.
За одним столиком сидела парочка морщинистых женщин, молча наклонившихся друг к другу, словно посреди их разговора кто-то нажал на кнопку “пауза”.
“Райский латте” являл собой маленькую эспрессо-машину, не подававшую признаков жизни. То и дело где-то под полом раздавался стук и свист паровых труб. Под потолком гудела люминесцентная лампочка.
Одна из морщинистых женщин повернулась к Гурни:
– Выбрали что-нибудь?
– У вас есть обычный кофе?
– Кофе есть. Не могу сказать, насколько он обычный. Что-нибудь туда добавить?
– Просто черный кофе.
– Минутку.
Она потопталась на месте, обошла холодильник и исчезла.
Через несколько минут она вернулась и поставила на прилавок дымящийся пенопластовый стаканчик.
– Доллар за кофе, восемь центов за губернатора, который и восьми центов ни стоит. Этот чертов придурок издал закон вернуть в парк волков. Волков! Никто его не переплюнет в слабоумии. Парк – семейное место, для детей. Придурок чертов! Вам нужна крышечка?
Гурни отказался от крышки, положил на прилавок доллар и пятьдесят центов, поблагодарил ее и ушел.
Он заметил Мадлен в паре кварталов от кафе, на главной улице, она шла к нему. Он сделал пару глотков кофе, чтобы не пролить, и пошел ей навстречу.
Они неторопливо шли к машине, когда из двухэтажного офисного здания вышла молодая пара. Девушка держала на руках младенца, завернутого в одеяло. Мужчина подошел к водительской двери машины, припаркованной у выхода из здания, и остановился. Он взглянул на девушку и неуверенным шагом двинулся обратно к ней.
Гурни был теперь достаточно близко, чтоб разглядеть лицо девушки: ее рот, искаженный гримасой горя, и слезы на щеках. Мужчина подошел к ней, беспомощно остановился на мгновение, а затем обнял ее и ребенка.
Гурни и Мадлен заметили вывеску на доме и оба оцепенели. Над именами трех докторов было написано “Педиатрическая клиника”.
– О господи… – Слова Мадлен прозвучали как слабый стон.
Гурни всегда сам признавал, что у него проблемы с эмпатией, что страдания других редко задевают его за живое; но иногда, как сейчас, неожиданно он переживал общее горе, такое великое горе, что глаза наполнялись слезами, а сердце разрывалось.
Он взял Мадлен за руку, и молча они добрели до машины.
Глава 12
Примерно в полутора километрах от деревни они увидели придорожный указатель, сообщавший, что здесь начинается Адирондакский парк. Гурни показалось, что “парк” – слишком скромное слово для описания необъятных просторов девственных лесов, озер и болот, по размерам превосходивших целый штат Вермонт.
Череда запущенных фермерских поселений за окном сменилась на куда более дикие места. Заросшие луга и горные кустарники уступили место темным хвойным лесам.
Дорога все поднималась вверх, и высоченные сосны уступали место корявым елям, сердито сгорбившимся под напором суровых зимних ветров. Здесь даже пролески казались мрачными и зловещими.
Гурни заметил, что Мадлен тревожно оглядывается по сторонам.
– Где мы? – спросила она.
– В смысле?
– Приблизительно рядом с чем?
– Мы ни с чем не рядом. Думаю, мы милях в семидесяти-восьмидесяти от Хай-Пикс. До Волчьего озера еще где-то километров сто пятьдесят.
