– Только в том случае, если у пациента изначально наблюдается достаточно тяжелая депрессия, способная вызвать суицидальные мысли.
– Вы не заметили подобной депрессии у кого-либо из погибших мужчин?
– Нет. Все они с оптимизмом смотрели в будущее. У них явно не было суицидального настроя.
– Вы можете сделать из этого какие-то выводы?
– Я делаю вывод, что они стали жертвами убийств, замаскированных под самоубийства.
– И в то же время Фентон напрочь отрицает такую возможность. Он утверждает, что именно неправдоподобность убийств указывает на то, что в этом замешаны вы. Как вы думаете, почему он выбрал такую странную позицию?
Тут в разговор вклинилась Джейн:
– Потому что он лживый подонок!
Хрупкая фарфоровая тарелка с недоеденным куском черничного пирога соскользнула с ее колен на пол и разбилась вдребезги. Она посмотрела вниз, раздраженно пробормотала: “Черт!” и стала собирать осколки. Мадлен пришла на помощь и принесла с кухни губку и бумажные полотенца.
Хэммонд ответил на вопрос Гурни:
– В позиции Фентона мне непонятны две вещи. Во-первых, она основана на невозможном. Во-вторых, он, похоже, искренне верит в то, что говорит.
– Откуда вы знаете?
– Это как раз то, что я хорошо понимаю. В девяти случаях из десяти я сумею определить, правду ли говорит человек. Моя терапевтическая практика основана не столько на технике, сколько на понимании того, во что верит пациент и чего хочет на самом деле, независимо от того, что он рассказывает мне.
– И вы убеждены, что сам Фентон верит в нелепицу, которой кормит журналистов?
– Абсолютно! Об этом говорят его голос, глаза и язык тела.
– Я думал, что уже окончательно сбит с толку, и вот – новый поворот. Следователь может рассматривать версию о том, что за серией самоубийств стоит гипнотизер. Но принимать ее как единственный возможный вариант – это безумие.
Гурни оглянулся, желая увидеть реакцию Мадлен. Она задумчиво глядела на угасающие угли.
Ему в голову пришел еще один вопрос.
– Вы сказали, что можете понять, чего хочет человек. Как вы думаете, чего же хочет Фентон?
– Он хочет, чтобы я признался, что имею отношение к четырем смертям. Сказал, что для меня это единственный выход и, если я не признаю вину, мне конец.
– А если вы признаетесь в пока что не получившем названия преступлении, что тогда?
– Обещал, что все будет хорошо, если я признаюсь в причастности ко всем четырем самоубийствам.
Именно таким образом некоторые следователи уговаривали умственно отсталых подозреваемых признавать свою вину в преступлениях, которых те не совершали. Будешь дальше отрицать свою вину – мы разозлимся, и тогда у тебя будут по-настоящему большие неприятности. Просто во всем признайся, и тогда все прояснится, и все разойдутся по домам.
Именно так преступления вешают на людей с IQ меньше 80.
Какого черта Фентон решил применить этот прием с блестящим психологом?
Какая-то сумеречная зона, черт возьми.
Глава 17
Пока они сидели у камина, медленно попивая кофе, Гурни решился задать очень простой вопрос.
– Ричард, у меня ощущение, что я, возможно, разбираюсь в гипнозе хуже, чем мне кажется. Можете дать мне простое определение?
Хэммонд поставил чашку с кофе на подлокотник.
– Короткий рассказ будет более наглядным примером. Когда я учился в Милл-Вэлли, в старших классах я играл в бейсбол. Играл я не очень, меня чуть не выгнали из команды. Но вот однажды я пять раз отбил мяч и пять раз выбил хоум-ран. До того дня я ни разу не выбивал хоум-ран. Удивительное ощущение. Я делал это с такой легкостью. И не так уж сильно бил. Я не пытался сосредоточиться. Не пытался выбить хоум-ран. Я вообще не старался. Я был полностью расслаблен. Казалось, бита сама находила мяч и отбивала его под нужным углом. Пять раз подряд.
– И как это связано с гипнозом?
– Чтобы достичь цели, не так важно преодолеть внешние преграды, главное – устранить внутренние: дисфункциональные убеждения, эмоциональный застой. Задача гипнотерапии, в том виде, в котором я ее практикую, – проложить этот внутренний путь.
– Как? – вдруг вырвалось у Мадлен, которая до этого в основном молчала.
– Выяснив, что же является помехой. Освободив вас. Дав возможность двигаться вперед к свои желаниям, не застревая в зарослях вины, смятения и самосаботажа.
– Не слишком ли драматично? – спросила она.
– Мне так не кажется. Мы действительно частенько застреваем в колючих кустарниках нашего разума.
– Я думала гипноз связан с концентрацией внимания.
– Целью, безусловно, является сфокусированное внимание, но попытка сконцентрироваться – худший способ достичь успеха. Это то же самое, что тянуть себя за лодыжки в попытке взлететь. Или гоняться за счастьем. Ведь его невозможно догнать.
Мадлен он, казалось, не убедил.
Гурни продолжал расспрашивать:
– И от каких внутренних преград вам нужно избавить пациента, желающего бросить курить?
Хэммонд задержал взгляд на Мадлен, а потом повернулся к Гурни:
– Два основных препятствия – воспоминания о чувстве тревоги, облегчаемом курением, и неверная оценка риска.
– Первое я понимаю. Объясните про второе.
– Рациональные люди склонны избегать тех действий, где усилия превосходят получаемое удовольствие. Зависимые люди, как правило, избегают всего того, где усилия предшествуют удовольствиям. Здоровый человек принимает взвешенное решение. Засчитывается и сиюминутный эффект, и будущие последствия. Для мозга, искаженного зависимостью, решающим фактором является последовательность. Берется в расчет лишь сиюминутный эффект, а последствия кажутся умозрительными.
– То есть вы привносите некую ясность?
– Я ничего не привношу. Я просто помогаю пациенту увидеть то, что в глубине души им уже известно. Помогаю сосредоточиться на том, чего они действительно хотят.
– Вы верите, что действительно умеете считывать истинные желания других?
– Да.
– Все четверо погибших хотели бросить курить?
Хэммонд в первый раз заметно моргнул.
– У Итана было сильное желание, у Хорана – умеренное. У Бальзака и Пардозы – его почти не было.
– Зачем вы беретесь работать с такими людьми?
– Лишь уже во время сессии я могу постичь истинную природу и глубину желания. А в начале все они говорили, что хотят бросить.
Гурни, казалось, был растерян.
Хэммонд продолжил:
