– Каких воспоминаний?
– С Джорджем было что-то не так. Он часами сидел на крыльце, уставившись в лес, словно он уже тогда был мертв. Морин тоже была нездорова, но она, наоборот, все время танцевала. Она обожала собирать камни, треугольные камни. И настаивала на том, что это наконечники стрел ирокезов. Наконечники стрел и-ро-ке. Она обожала французское произношение. Много говорила с французским акцентом. А бывало, она притворялась, что мы с ней потерявшиеся в лесу индейские принцессы, которых спасет Гайавата. Когда же он за нами придет, она отдаст ему нашу коллекцию наконечников и-ро-ке, а он подарит нам шкуры, чтобы мы не замерзли, и все мы будем жить долго и счастливо.
– Сколько ей было лет?
– Морин? Около пятидесяти. В мои пятнадцать она казалась мне совсем древней. С тем же успехом ей могло быть и девяносто.
– А были ли в округе еще дети?
Она моргнула и прищурилась, глядя на него.
– Ты так и не ответил на мой вопрос.
– Что за вопрос?
– В котором часу ты едешь в Платсберг?
Глава 20
Гурни решил, что поедет на встречу с Ребеккой только при определенных условиях.
Если не будет электричества, он не поедет.
Если не заработает мобильная связь, он не поедет.
Если снова начнется ледяной дождь, он не поедет.
Но все наладилось. Электричество дали в 6.24 утра. Предрассветное небо было исключительно ясным. На улице было морозно, пахло соснами, ветра не было. Система отопления в гостинице снова заработала. В общем, все было ровно наоборот, чем за пять часов до того.
К 6.55 Гурни умылся, побрился, оделся и был готов выезжать. Он вошел в еще темную спальню и услышал, что Мадлен проснулась.
– Будь осторожен, – сказала она.
– Хорошо.
В его понимании “быть осторожным” значило держать безопасную эмоциональную дистанцию от Ребекки, с которой у них, казалось, всегда маячили перспективы. Он задумался, не это ли имела в виду и Мадлен.
– Во сколько ты вернешься?
– Думаю, к восьми я доберусь до гостиницы. Где-то через час я оттуда уеду, так что к десяти должен вернуться.
– Не гони. Не на этих дорогах. После вчерашнего ледяного дождя они, небось, скользкие.
– Ты уверена, что справишься здесь одна?
– Все будет в порядке.
– Ну хорошо. Я поехал. – Он наклонился поцеловать ее.
Коридор с багровым ковром был ярко освещен – ничего общего с жутковатой декорацией для озаренного светом лампы лица Барлоу Тарра. Спускаясь по широкой лестнице, он почувствовал запах свежего кофе, смешавшегося с ароматами хвойного леса.
Остен Стекл стоял в дверях кабинета, за стойкой регистрации, и вел напряженный разговор по телефону. На нем были брюки чинос, раз в пять дороже любых брюк из “Уолмарта”. Рубашка в клетку настолько безупречно сидела на его плотном теле, что Гурни предположил, что она сшита на заказ.
Заметив Гурни, Стекл завершил разговор откровенно громко, так, что Гурни услышал:
– Я перезвоню тебе. У меня важный гость.
С широкой улыбкой он вышел из-за стойки.
– Детектив, здравствуйте! Прекрасное утро, да? Чувствуете этот запах? Это бальзам. Из бальзамической пихты. Аромат Адирондака.
– Приятный запах.
– Ну что, у вас все в порядке? Комната вам нравится?
– Вполне. Хотя вчера ночью, когда отключилось электричество, было прохладно.
– Ах, да. Ну, это местный колорит.
– Барлоу Тарр нанес нам полуночный визит.
Улыбка Стекла сошла на нет:
– Что ему нужно было в такой поздний час?
– Он предупредил нас, что здесь обитает зло.
– Какое зло?
– Зло, которое их всех убило.
Рот Стекла искривился то ли от ярости, то ли от отвращения.
– Что еще он говорил?
– Да все одно и то же, только разными словами. Вы об этом не знали?
– Что вы имеете в виду?
– Подобное поведение Тарра для вас новость?
Стекл погладил щетину на своей выбритой голове.
– Давайте лучше пройдем ко мне в кабинет.
Обогнув стойку регистрации, Гурни вслед за Стеклом вошел в комнату, обставленную все в том же “адирондакском” стиле, как и все остальные помещения в гостинице. Рабочий стол Стекла представлял из себя лакированный сосновый спил на четырех бревнах. Грубоватый стул был сделан из гнутой древесины, в качестве ножек – обтесанные ветви. Он жестом показал Гурни на второй такой же стул с другой стороны стола. Когда они оба уселись, Стекл облокотился руками на стол.
– Надеюсь, вы не против, что мы уединились, поскольку мы, возможно, коснемся вопросов, не предназначенных для чужих ушей. Понимаете, о чем я?
– Не уверен.
– Мы находимся в сложном положении. Вы спрашивали про Барлоу. Между нами, Барлоу – дикая заноза в заднице. Неадекватный. Наводит ужас на людей. Все время болтает про волков, зло, смерть и тому подобное. Всякий бред, короче говоря. – Остен помолчал. – Ну а вы, небось, думаете, почему мы закрываем глаза на эту херню? Почему просто не выставим этого отморозка? А может, вы задаетесь вопросом, как этот чокнутый вообще здесь оказался?
– Мне говорили, что члены семьи Тарров работают в гостинице с тех пор, как Далтон Голл построил ее сто лет назад.
– Да, это правда. Но это не причина со всем этим мириться. Главной проблемой был Итан. Не поймите меня неправильно, он великий человек. Однако его авторитет и напористость – в них-то и проблема.
– В его твердом намерении обратить каждого неудачника в порядочного и полезного гражданина?
Если это замечание, в силу его прошлого, и задело Стекла, он не подал виду.
– Как говорится, на каждую добродетель найдется свой порок. Но я-то не имею права жаловаться, да? Может вы слыхали, как Итан помог мне?
– Расскажите.
– Я был вором. Аферистом. Отбывал срок. По чистой случайности, меня взяли на программу реабилитации Итана. Надо ли говорить, программа сработала. Я стал другим человеком. Я даже имя поменял. В прошлой жизни меня звали Альфонс. Альфонс Вук. Такая была фамилия у парня, за которого моя мать, будучи беременной, вышла замуж. Позже я узнал, что он не был моим отцом. Она забеременела от другого человека, который погиб в автокатастрофе. Его звали Остен Стекл. Она наврала Альфонсу, чтоб он женился на ней. Хреновая история. Я должен был носить имя Стекла с самого начала. Это же моя кровь. Поэтому смена имени стала отличным началом. Когда я закончил программу, Итан нанял меня работать бухгалтером здесь, в гостинице. Невероятно, правда? Я буду благодарен ему до самой смерти.
