– Рассказывать особо нечего. Я познакомился с местным психом, который там подрабатывает, и он горит желанием поделиться со мной своей сверхъестественной версией событий.
– Вроде сна Далтона Голла про волков и его воплощения в реальность?
– Я что, тебе рассказывал?
– Я прочла об этом в историческом блоге “Таинственные легенды гор”. Вылезло в поисковике, когда искала информацию про Голла. Глупые люди обожают подобные истории. Да и умные иногда.
– Кстати о снах с волками…
– Что я думаю про сон Хорана, пересказанный Коксом? – Она ехидно усмехнулась. – Мечта фрейдиста. Но я не фрейдистка. При поисках истины сны бесполезны. Сны – пыль, которая поднимается, когда мозг каталогизирует впечатления от прожитого дня.
– Тогда почему…
– Почему сны выглядят как сцены из странных фильмов? Потому что мозг не только каталогизирует, но еще и ищет связи. Пытается соединить все точки, даже если никакой связи на самом деле нет. Правой рукой хорошенько разворошив пылинки, левой мозг пытается упорядочить их. Именно поэтому “толкование снов” – полная чепуха. С таким же успехом можно швырнуть об стену горсть гуляша и притвориться, что это карта Венгрии.
К их столику подошла молодая официантка.
– Что будете на завтрак?
– Овсянку, кофе и цельнозерновой тост, – попросила Ребекка.
– Мне то же самое, – сказал Гурни.
Официантка накарябала что-то в своем блокноте и быстро ушла.
Ребекка продолжила:
– Сны случайны, как капли дождя. А ты спрашиваешь, как мог один и тот же сон присниться четверым? Я понятия не имею. Мои знания подсказывают, что это невозможно.
Когда им принесли завтрак, они быстро молча поели. В какой-то момент они так долго смотрели друг другу в глаза, что еще чуть-чуть и это приобрело бы особый смысл. Своим вопросом Гурни нарушил эту атмосферу.
– По телефону ты говорила, что Хэммонд использует самые современные техники – что-то про создание новых нейронных связей с помощью гипноза и радикальные перемены в поведении пациентов.
– Честно говоря, я не очень много об этом знаю. Но я читала аннотации к его недавно вышедшим статьям, которые наводят на мысль о том, что он исследует области модификации поведения, выходящие за рамки общепринятых возможностей гипнотерапии. Мне показалось, что он скромничает, когда рассказывает о своих последних достижениях.
– Любопытно. Слушай, я понимаю, что ты очень занята, но…
Внезапно она широко улыбнулась.
– Если хочешь чего-то добиться, попроси человека, который очень занят.
– У меня к тебе действительно огромная просьба. Не могла бы ты повнимательнее изучить публикации Хэммонда, может быть, ты что-нибудь найдешь.
– А что именно?
– Все, что имеет связь с версией полицейских. Что угодно… Боже, Ребекка. Я даже не знаю, что спросить. Я понятия не имею, что там в этой области нового и устрашающего.
– Люблю беспомощных мужчин. – На мгновение ее улыбка стала еще шире, а потом исчезла. – В настоящее время ведутся потенциально шокирующие исследования в области манипуляции воспоминаниями, в особенности манипуляции эмоциями, привязанными к определенным воспоминаниям.
– Что это означает?
– Это значит, что восприятие человеком прошедших событий может быть изменено путем модуляции нейрохимических компонентов его эмоций.
– Боже. Да это же…
– Жутковатая фигня, о дивный новый мир? Согласна. Но это на самом деле происходит. Конечно, все это преподносится в самом положительном виде с использованием самых позитивных терапевтических терминов. Идеальный способ лечения паники при ПТСР и тому подобное. Просто отделите определенное событие от чувств, которое оно вызывает.
Гурни долго ничего не говорил.
Ребекка наблюдала за ним.
– О чем ты думаешь?
– Если можно модифицировать эмоциональный заряд воспоминания о прошедшем событии, возможно ли с помощью той же техники изменить отношение человека к гипотетическому будущему событию?
– Я не знаю. А что?
– Да вот думаю – человек, который в обычных условиях боялся даже мысли о самоубийстве… Можно ли заставить его полностью пересмотреть свою точку зрения?
Глава 22
На обратном пути в адирондакскую глушь мысль о том, что можно заставить человека абсолютно обесценить собственную жизнь, показалась Гурни маловероятной, почти абсурдной. С другой стороны, такой же абсурдной, как и все так называемые “улики” этого дела.
Он ехал все дальше в горы, и воодушевление от встречи с Ребеккой перерастало в чувство тревоги, которое Гурни списывал на тучи, затягивающие голубое небо и предвещающие приближение очередной снежной бури.
Когда он приехал в гостиницу, Остен Стекл стоял за стойкой и говорил по телефону. В этот раз он тихонько завершил разговор.
– Рад вас видеть. Объявили штормовое предупреждение. Вы не знаете, куда поехала миссис Гурни?
– Что?
– Ваша жена, она взяла один из гостевых джипов. Сказала, что хочет осмотреть достопримечательности.
– Достопримечательности?
– Ага. Многие хотят осмотреть окрестности. Увидеть горы. Она уехала сразу после вас.
– Она не сказала, куда именно собирается ехать? Не спрашивала у вас дорогу?
– Нет. Ничего не спрашивала.
Гурни взглянул на часы.
– И не сказала, во сколько вернется?
Стекл покачал головой.
– Она почти ничего не сказала.
– А в машине есть навигатор?
– Разумеется! Так что не стоит беспокоиться, верно?
– Верно.
На самом деле он знал, что у него немало причин для беспокойства. Но он сделал усилие и сосредоточился на том, что действительно мог сейчас сделать. Глядя на Стекла, стоящего перед ним, он вспомнил, что хотел с ним поговорить.
– Если у вас есть несколько минут, я бы хотел продолжить наш утренний разговор.
Стекл быстро огляделся по сторонам.
– Давайте.
Они сели на те же стулья по разные стороны соснового стола.
– Так что вы хотели узнать?
Гурни улыбнулся:
– Я запутался. В связях.
– Каких связях?
– Начать хотя бы с отношений Итана и Пейтона. Мне говорили, что у них были разногласия. Можете мне рассказать, какого рода?
Стекл откинулся назад на стуле и задумчиво потер голову.
– Ну какие разногласия могут возникнуть между перфекционистом и безбашенным наркоманом?
