Она отвернулась к окну. Он мог слышать, как она нервно ковыряет ногтем кутикулу, глядя на Дьявольский Клык.
Он вздохнул.
– Хочешь, прямо сейчас уедем в Вермонт?
Мадлен не ответила.
– Ну, если ты нервничаешь из-за погоды…
Она оборвала его.
– Подожди секунду. Я думаю, как будет правильно…
Правильно? Что будет правильно?
Он взялся за кочергу и стал ворошить поленья. Немного погодя, он оставил это занятие и уселся на диван. Через какое-то время она снова заговорила – так тихо, что он с трудом мог расслышать ее слова.
– Поедем со мной?
– Куда?
– Я бы хотела вернуться туда, где была утром… но я хочу с тобой… если ты не против.
Он знал, что нужно согласиться, а все вопросы отложить на потом, что и сделал.
Они выехали в тумане, который рассеивался по мере приближения к горному хребту, вздымавшемуся на краю долины, где лежало Волчье озеро. За хребтом тумана не было, но скользкие участки дороги все равно не позволяли ехать быстрее.
Когда они выехали из природного заповедника Голлов, навигатор вывел их на дорогу, уходящую все выше и выше в горы.
Через двадцать пять минут навигатор предупредил их о предстоящем повороте на Блэкторн-роуд. Этот перекресток когда-то был центром заброшенного городка, а сейчас там стояли безликие, разрушенные и заброшенные деревянные постройки.
– Почти приехали, – выпрямившись, сказала Мадлен.
Через минуту навигатор велел им повернуть направо на Хемлок-лэйн.
– Не поворачивай, – предупредила Мадлен, – Дорога разбита, и все заросло. Остановись здесь.
Он остановился, они вылезли из машины. Дул резкий ветер. Гурни поднял воротник куртки и натянул шапку на уши. Как бы ни было раньше, сейчас Хемлок-лэйн была просто грязной, заросшей тропой, ведущей в лес.
Мадлен сжала холодную ладонь Гурни и повела его по заброшенной улице.
Ветер дул им в лицо, они осторожно двигались по заледенелой земле, перелезая через упавшие деревья. Первым сооружением, на которое они наткнулись, был заброшенный сельский дом, покрытый наростами черной плесени. За ним, почти скрывшиеся в лесу, стояли два домика поменьше, тоже в полном разорении.
Мадлен остановилась.
– Здесь жили близнецы Кэри, Майкл и Джозеф, с матерью. Летом они сдавали домики на заднем дворе, а зимой оставались здесь одни.
Она смотрела на дом, и Гурни показалось, что она пытается воскресить в памяти, как все выглядело тогда.
– Пойдем, – сказала она некоторое время спустя и повела его дальше.
Засохшие кусты ежевики, росшие по обеим сторонам дороги, цеплялись за их брюки и рукава. Через несколько сотен метров они набрели на следующее владение, в еще более плачевном виде. Огромная упавшая тсуга разрушила треть главного дома. Останки трех небольших хижин неподалеку были погребены под слоями сосновых иголок, гнивших годами.
– Вот он, – сказала Мадлен.
– Это здесь ты проводила рождественские праздники?
Она крепче сжала его руку.
– И не только праздники. В последний год я провела здесь почти полтора месяца.
– У тебя были такие длинные каникулы?
– В тот год да. Родители отдали меня в частную школу, где зимние каникулы были длиннее, чем в обычных школах, а летние – короче.
– А твоя сестра?
– Когда мне было пятнадцать, Кристин уже исполнилось двадцать два. – Она помолчала. – Меня обычно называли нежданным ребенком, ребенком-сюрпризом. Наверное, чтобы не называть меня ребенком-потрясением. Уверена, они были бы не прочь проснуться однажды утром и обнаружить, что я – всего лишь дурной сон.
Ошеломленный этим, Гурни не знал, что сказать. Она редко рассказывала про своих родителей, пока они были живы, а после их смерти – вообще никогда.
Мадлен притянула его ближе к себе, пока они пробирались по все сужавшейся тропинке. Вскоре от нее не осталось и следа. Ветер стал более резким. От ветра у Гурни жгло лицо. Он уже был готов спросить, куда же они идут, как перед ними открылась поляна. А за ней – безупречно плоское белое пространство, и он понял, что это замерзшее озеро.
Она провела его через поляну.
На краю белой глади она остановилась и с деланым спокойствием произнесла:
– Это озеро Грейсон.
– Озеро, где утонул тот парень?
– Его звали Колин Бантри. – Она замолкла, видимо, приняла болезненное решение, и глубоко вдохнула. – Я была в него влюблена.
Влюблена? В утонувшего парня?
– Господи, Мэдди. Что же случилось?
Она указала на две гигантские тсуги на краю озера.
– Однажды ночью я назначила ему свидание… вот там. Было так холодно. Самая морозная ночь за зиму.
Она замолчала, глядя на деревья.
– Я сказала ему, что беременна.
Гурни ждал, что она скажет дальше. Все, что он видел, все, на чем мог сосредоточиться, – это выражение ее лица, отчаяние, которого он прежде никогда не видел.
Медленно, словно наказывая себя этими словами, она повторила:
– Я сказала ему, что беременна.
Гурни молчал.
– Он выехал на лед на мотоцикле. На самую середину. При свете луны. Вот туда… – Дрожащей рукой она указала вдаль. – Лед треснул.
– И он утонул?
Она кивнула.
– А что… что с твоей беременностью?
– Я не была беременна.
– В каком смысле?
– Я не врала. Я действительно так думала. У меня была задержка. Может быть, я хотела забеременеть, привязать к себе Колина, хотела новую жизнь, чтобы я была нужна кому-то больше, чем своим родителям. Боже, я была в таком отчаянии. Я так сильно любила его!
– Как ты думаешь, зачем он это сделал?
– Самое ужасное, что я понятия не имею. Я не знаю, но меня всегда терзала мысль о том, что он убегал, не мог больше видеть меня и быть со мной. Он ни слова не сказал, просто сорвался с места и погнал по льду.
Они долго молчали, стоя на берегу и глядя на озеро.
Наконец Гурни спросил:
– А полицейское расследование было?
– Конечно. Отец Колина был помощником шерифа.
– Ты ему обо всем рассказала?
– Я не стала говорить, что сообщила Колину о беременности. Сказала, что не знаю, почему он выскочил на лед… что, может быть, он хотел покрасоваться, получить острые ощущения. Он мне поверил. Колин был такой. Все знали, что он сумасброд.
Они снова замолчали. Мадлен крепко, до боли, сжимала его руку.
