– Никто точно не знает, что происходит, даже те, кто обычно знает все.
– Однако…
– Ходят слухи, что его взяла под опеку межведомственная координационная группа по национальной безопасности.
Мадлен повернулась лицом к Хардвику.
– По национальной безопасности? Что это значит?
– Со времен теракта одиннадцатого сентября это может значить все что угодно, все, что взбредет в голову этим поганым воякам.
– А в данном случае?
– Да хрен его знает, что это значит в данном случае!
Мадлен нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что кто-то, имеющий отношение к национальной безопасности, считает Ричарда Хэммонда террористом? Или шпионом? Что за чушь!
Хардвик мрачно рассмеялся.
– Да, их мысли и действия кажутся абсолютно бессмысленными. Но только до тех пор, пока не становится ясно, что все это лишь для преувеличения собственной значимости. И тогда все встает на свои места.
Мадлен внимательно всматривалась в Хардвика.
– Ты ведь не шутишь, правда?
– Давай даже не будем начинать. Я встречал столько этих заносчивых, одержимых властью, действующих в собственных интересах уродов. Так называемый Закон о борьбе с терроризмом, Совет внутренней безопасности и все корпоративные свиньи, присосавшиеся к этой гигантской сиське, нанесли этой стране больше вреда, чем Усама бен Ладен мог и мечтать. К чему я это? Америка сама себя просрала. Теперь всем заправляют спецслужбы, с неограниченным доступом в нашу личную жизнь.
Дождавшись, когда у Хардвика пройдет вспышка гнева, Гурни спросил:
– Ты смог разузнать что-нибудь еще, помимо того, что Фентон теперь непонятно у кого в подчинении?
Хардвик снова откашлялся и выплюнул сгусток мокроты в замусоленный платок.
– Да так, по крупицам, тут и там, но что-то может пригодиться. Например, оказалось, что до службы в полиции Фентон три срока отслужил в армии, в последний заход – в военной разведке.
Мадлен, казалось, не верила своим ушам.
– Все это становится похожим на шпионскую драму.
Хардвик пожал плечами.
– С гипнозом и попытками контроля поведения больше похоже на “Маньчжурского кандидата”.
– Это же кино, – заметил Гурни, – а не реальная история.
Хардвик подвинулся еще вперед.
– Думаю, такое вполне могло случиться, почему нет? Готов поспорить, наверняка прямо сейчас в разведке сидят какие-нибудь коварные подонки и пытаются разобраться, как манипулировать сознанием.
Гурни решил, что пора вернуться к реальности.
– Возможно, есть какая-то связь между службой Фентона в разведке и тем, кому он сейчас подчиняется. Но пока что мы не так много знаем. Еще какие-нибудь находки?
– Пока что все.
– Ничего нового на гомосексуальном фронте?
– Например?
– Не знаю. Но эта тема так или иначе всплывает, и нельзя закрывать на нее глаза – терапия Хэммонда по выявлению гомосексуальности и то, как Бауман Кокс демонизирует геев. Хорошо бы узнать, не были ли Хоран и Бальзак геями или гомофобами.
– Возможно, Бобби Беккер из Палм-Бич расскажет нам что-нибудь по Хорану. У меня нет прямой связи с отделом в Тинеке, поэтому узнать про Бальзака будет не так просто. Однако я знаю тех, кто знает нужных людей. Но на это понадобится время. Еще вопросы?
– Те же, что и прежде. Ничего подозрительного в биографии Норриса Лэндона? И Остена Стекла, помимо того, что он исправившийся отброс общества, торговец наркотиками и аферист? И еще один новый вопрос. Если Пардозе, судя по всему, рассказали про дом на Волчьем озере по телефону, интересно, звонили ли Хорану и Бальзаку.
Хардвик вздохнул.
– Были бы у нас полицейские жетоны, было бы куда проще получить ответы на эти вопросы. Как же выгодно иногда быть суровым представителем закона.
Гурни натянуто улыбнулся, чтобы скрыть свое нетерпение.
– В общем, мы договорились, что следующий пункт в твоей программе – визит к родителям Пардозы?
– Все так. В надежде, что они помнят детали писем маленького Стиви из летнего лагеря, в том числе имена всех, кого он там повстречал.
– Если бы я не знал тебя так хорошо, Джек, я бы подумал, что тебя бесит вся эта беготня в поисках информации.
– Да иди ты в жопу, Шерлок.
Глава 29
Разогнавшись на своем “понтиаке”, Хардвик умчался далеко на юг, выполнять свое задание во Флорал-парке, а Гурни с Мадлен еще некоторое время молча сидели на парковке, в “аутбеке”.
– Ты как? – спросил он.
– Не очень.
– Что такое?
– История становится все более запутанной и непонятной. – Порыв ветра ворвался под навес, и снежная крупа ударила по лобовому стеклу. – Хорошо бы нам вернуться на Волчье озеро, пока погода совсем не испортилась.
Он кивнул, завел машину и двинулся по Вудпекер-роуд в сторону Северного шоссе.
– Мэдди, ты уверена, что нам не стоит просто бросить все это?
– Точно. И не потому что мне нравится Хэммонд. Мне он не нравится. Он избалованный гений с нездоровой зависимостью от своей сестрицы-нянечки. А судя по рассказу про труп в багажнике, он еще и немного тронутый. Но я не верю, что он убийца, манипулирующий сознанием. А еще я знаю, что побег проблемы не решит.
Гурни почувствовал, как смещается одна из тектонических плит его жизни. С тех пор как он ушел из департамента полиции Нью-Йорка, Мадлен была предсказуема в одном. Она без конца требовала, чтобы он отключился от мира убийств и беззакония и стал уделять больше внимания их новой жизни в деревне. Прежняя Мадлен никогда бы не посоветовала ему продолжать расследование убийства.
Столь резкая перемена вызывала беспокойство.
Без особого аппетита перекусив в тайском ресторанчике в Лейк-Плэсиде, они вернулись на Волчье озеро в начале пятого. Сгущались сумерки, и температура падала.
Они вошли в вестибюль гостиницы как раз в тот момент, когда Остен Стекл выходил из каминного зала. У него за спиной Гурни увидел робкое пламя только что разожженного камина.
Стекл напряженно улыбался, а его бритая голова блестела от пота.
– Вечер добрый, вы-то мне и нужны, – кивнув Мадлен, обратился он к Гурни. – Я сделал, как вы просили. Но дело в том, что у Пейтона уже были планы на сегодняшний вечер. И на завтра тоже. А потом – трудно сказать, вы же меня понимаете? – Он сдвинул манжету и взглянул на свой “ролекс”. – Так что, если вы хотите с ним поговорить, то сейчас, собственно, самое подходящее время.
Гурни посмотрел на Мадлен.
