Остен покачал головой, словно посчитав заявление Гурни нелепым.
– Кто бы это ни был, он только что был здесь. И вышел через эту дверь за минуту до того, как в нее вошли вы. Вы точно никого не видели и не слышали?
– Ни души, ни звука. Ровным счетом ничего.
– Эта часть чердака находится прямо над нашей комнатой, правильно?
Стекл провел рукой по бритой голове, которая, как всегда, потела, несмотря на прохладу на чердаке.
– Возможно.
– Вы не уверены?
– У меня нет никаких оснований знать, что именно над чем именно находится.
– А дверь, в которую вы вошли, – куда она ведет?
– На заднюю лестницу, к пожарному выходу, на первый этаж, к входной двери, в подвал. Много куда. Если этот кто-то вышел в эту дверь, может быть, потому я и не увидел его.
Гурни засунул “беретту” в задний карман джинсов и указал на волков, чьи тени зловеще появлялись на стене каждый раз, когда Стекл шевелил фонариком.
– А откуда здесь этот частный зоопарк?
Стекл издал резкий гортанный звук – Гурни никогда раньше не слышал такого неприятного смеха.
– Да это просто прикол. – Он чересчур нарочито направил фонарик поочередно на каждого волка. – Вы слыхали безумную легенду Голла?
– Вы имеете в виду легенду, что Далтон Голл был съеден волками, после того как они ему приснились?
– Ага. Так вот, сын Далтона унаследовал это имение. Эллиман Голл. Охотник на крупного зверя. Альпинист. Ну и все в таком духе. Отца его убили волки, и он решил самоутвердиться. И убил хренову тучу волков.
В глазах Стекла мелькнуло что-то, будто он и сам не прочь был убить хренову тучу волков.
– Из нескольких он сделал чучела. И поставил их в каминный зал, чтобы все восхищались. Вот такой Эллиман Голл. Очень уверенный в себе человек.
– У меня предчувствие, что у этой истории не очень счастливый конец.
И снова Стекл выдавил из себя этот рокочущий скрежет, который обозначал смех.
– Ему взбрело в голову установить фамильный герб Голлов на вершине Клыка Дьявола. Как заядлый альпинист, он решил сделать это в середине зимы, в такой же поганый денек, как сегодня, поскользнулся на льду и, пролетев двести пятьдесят метров вниз, упал прямо на камни. Его голову так и не нашли. Собственно говоря, ее сорвало, пока он летел вниз. – Стекл весело хихикнул. – Жизнь полна неожиданностей, правда?
– Судя по всему, ему страшно хотелось, чтобы им восхищались.
– До смерти хотелось. – И снова раздался этот ужасный смех.
– А как волки оказались здесь, на чердаке?
– Когда я только начал работать, я предложил Итану убрать этих жутких тварей из каминного зала. На улице и так полно всякой странной живности; на кой черт они будут мозолить нам глаза еще и в доме?
– Вы, кажется, не большой любитель природы.
– Я люблю цифры. Точные, предсказуемые цифры. А природа, по моему скромному мнению, это один сплошной кошмар.
– Гостиница в Адирондаке – довольно странное место работы для такого человека, как вы.
– Просто посвящаешь себя работе, не обращая внимание на то, где работаешь.
Гурни пришло в голову, что философия Стекла не сильно отличалась от его собственных взглядов. За годы работы в департаменте полиции Нью-Йорка, в отделе убийств, в каких только жутких местах он не побывал. При мысли об этом ему захотелось сменить тему разговора.
– Вы сказали про фамильный герб – что на нем было?
– Вот, посмотрите сами. – Стекл направил холодный луч фонарика в дальний конец этой длинной комнаты. Высоко на грубой сосновой стене, в треугольнике между темных стропил, висела табличка в форме щита. На ней был высечен поднятый вверх мужской кулак, который мог обозначать власть или непокорность, или и то, и другое вместе. Под изображением были написаны три латинских слова:
Virtus. Perseverantia. Dominatus.
Вспомнив уроки латыни в старших классах, Гурни задумался над тремя качествами, призванными олицетворять высшие принципы семьи Голлов:
Мужественность. Настойчивость. Власть.
Он посмотрел на Стекла.
– Интересный девиз.
– Как скажете.
– Вас подобные идеалы не впечатляют?
– Это просто слова.
– А слова почти ничего не значат?
– Слова ни черта не значат.
Этот крайне враждебный тон, казалось, исходил из очень темного места в душе Стекла, места, в которое не стоило лезть, находясь с этим человеком один на один в темном чердаке.
– Неважно, что говорят другие; рассчитывать можно лишь на самого себя. – Он снова взглянул на фамильный герб Голлов, висевший на дальней стене. – А все остальное – полная ерунда.
– Вроде восторгов, которых так желал Эллиман Голл?
Стекл кивнул.
– Что, черт возьми, может быть тупее, чем жажда восхищения.
Глава 41
Стекл провел Гурни на два пролета вниз по темной лестнице, к двери, которая вела в широкий коридор.
– Он ведет в холл. А чтобы вернуться в номер, вам надо подняться по главной лестнице.
Гурни, как бы невзначай, ответил:
– Возможно, перед сном я еще раз проверю чердак. Чтобы уже не нервничать насчет этих шагов.
– Я думал, вы только что все проверили.
– А что, нельзя, чтобы я еще раз посмотрел?
Стекл замялся.
– Я-то не против. Дело в юридической ответственности.
– Ответственности за что?
– Там проблемы со строительными нормами. Это закрытое для гостей помещение. Там могут быть хлипкие половицы. Обнаженные провода. Плохое освещение. Вам туда нельзя.
– Не волнуйтесь об этом. Вы уже дважды сказали мне, что это закрытое помещение. И если я подверну лодыжку, в этом буду виноват только я сам, нарушитель правил.
Стекл совсем скис, но больше ничего не сказал. Когда они дошли до стойки регистрации, он ушел к себе в офис и закрыл дверь.
Гурни же отправился к машине.
Пронзительный ветер заметал под навес снег. Он добежал до “аутбека”, достал из бардачка большой фонарь “Мэглайт” и небольшой карманный фонарик из аварийного набора и бегом бросился обратно в гостиницу.
Вернувшись в номер, он удивился, увидев Мадлен, сидевшую на диване перед камином, в котором горел огонь. Лилась мелодия классической гитары. На Мадлен был один из огромных белых гостиничных халатов и теплые шерстяные носки. Волосы она немного привела в порядок. На столике между диваном и камином стояли две тарелки, накрытые фольгой.
