Прибытие Троекурова стало последней соломинкой. Сыренский фогт Дирих фон дер Штейнкуле решил не дожидаться, пока русские пушкари пробьют бреши в старых стенах Нейшлосса, после чего свирепые московитские дети боярские и стрельцы полезут на штурм, и сдался на третий день после начала канонады
[162]. «Июня в 6 день князец Сыренской воеводам добили челом, — писал русский летописец, — из города выпросился не со многими людми, а животы ево и доспехи и наряд весь городовой воеводы поимали, а князца выпустили обыскав, безо всякого живота». 7 июня русские вступили в Нейшлосс, воеводы отправили в Москву новый победный сеунч, а воеводы могли ожидать щедрой царской награды. И их ожидания оправдались, ибо в летописи сказано, что, обрадованный полученной вестью, царь «благодарение воздал и молебны велел пети и со звоном. А воеводам послал со своим з золотыми столника своего Григория Колычова»
[163].
Взятие Нейшлосса-Сыренска открыло череду совершенных в эту кампанию воеводами Ивана Грозного «градоимств». Следующим на очереди стояли Нойхаузен-Новгородок и сам Дерпт-Юрьев, столица Дерптского епископства. Для взятия Дерпта П.И. Шуйский собрал во Пскове немалую (по меркам Ливонской войны) рать — 5 полков с 47 сотенными головами (около 8–9 тыс. детей боярских с послужильцами) и по меньшей мере 2 стрелецких приказа, А. Кашкарова и Т. Тетерина (вместе самое большее 500–600 стрельцов). Примечательно, что один из первых историков этой войны, Т. Бреденбах, не поскупился и определил численность царской рати ни много ни мало, а в 80 тыс. чел.!
[164]
15 июня 1558 г., спустя неделю после взятия Сыренска-Нейшлосса, полки Шуйского подступили к Нойхаузену-Новгородку, важной пограничной крепости Дерптского епископства. Командовавший гарнизоном Нойхаузена Йорг фон Икскюль отказался сложить оружие и сдать замок неприятелю и сел в осаду. Русский летописец с уважением отмечал, что «билися немцы добре жестоко и сидели насмерть». И снова, как под Нейшлоссом, главную роль во взятии Нойхаузена сыграли русские пушкари и стрельцы. Когда стало ясно, что ливонцы не намерены сдаваться, «воеводы велели головам стрелецким Тимофею Тетерину да Андрею Кашкарову туры поставити блиско города и наряд подвинути к городу». Под прикрытием мощного артиллерийского огня (С. Хеннинг писал, что звуки канонады под Нойхаузеном были слышны в окрестностях соседнего замка Кирумпе, где разбил свой укрепленный лагерь Фюрстенберг и дерптский епископ Герман со своими немногочисленными рыцарями и кнехтами) стрельцы Тетерина и Кашкарова «туры поставили у города у самово». И после того, как русские пушкари «из норяду збили стрелню, а города розбили много», стрельцы пошли на приступ. Немецкие кнехты были сбиты со стен и отброшены в цитадель Нойхаузена, которая подверглась мощному обстрелу из пушек и пищалей. И поскольку Реннер уверенно говорит, что город был взят русскими в результате предательства, надо полагать, что Икскюль не стал дожидаться кровавой резни, которая неизбежно воспоследовала бы за новым штурмом, отбивать который у него не было ни сил, ни желания, и договорился о сдаче
[165]. Во всяком случае, обвинять Икскюля в предательстве можно только в том случае, если есть желание обелить действия Фюрстенберга. Магистр, пока шла осада замка, стоял от него всего в одном переходе и не сдвинулся с места, предприняв всего лишь одну вылазку 17 июня из своего лагеря.
30 июня русские вступили в Нойхаузен, отпустив остатки его гарнизона восвояси (и по дороге они были ограблены подчистую). К царю были отправлены с сеунчем участники осады князь Б. Ромодановский, Е. Ржевский и Ф. Соловцов, и «к воеводам государь з жалованьем з золотыми послал Игнатию Заболоцкого». Сами же воеводы, не дожидаясь царской награды, «устроя Новгородок и людеи в нем оставя хотели идти с маистром и з бискупом битца, искать над ними дела государева и земского сколко милосердыи бог поможет»
[166].
Падение Нойхаузена открыло дорогу русским к сердцу Дерптского епископства и к самому Дерпту, и они не замедлили туда явиться. 6 июля передовые отряды рати Шуйского объявились под замком Варбек, что неподалеку от Дерпта, который был взят без сопротивления. В лагере Фюрстенберга царил разброд и шатание, и магистр не рискнул вступать со своим деморализованным воинством в бой с русскими, свернул лагерь и начал поспешное отступление. Отход превратился в бегство, в ходе которого его арьергард был растрепан отправленным вдогон воеводами А.И. Шеиным и Д.Ф. Адашевым «яртоулом», которым командовали Б. Колычев и Т. Тетерин, и подоспевшими к нему на помощь сотнями Передового полка. По словам псковского летописца, «наши за ним ходили, и многых догоняа били немец», а составитель Львовской летописи к этому добавлял, что «ертаулы за ним (за немецким арьергардом. — В. П.) гоняли верст с пятнадцать и немногих людеи угонили и побили, а телеги и жеребцы многие поимали»
[167]. Добавим к этому сообщение С. Хеннинга, согласно которому командовавший арьергардом Г. Кеттлер с трудом спасся от плена
[168]. Любопытно, что было бы, если русским всадникам удалось взять его в плен — смогла бы тогда «польская» партия в Ливонии сохранить свое влияние на политику конфедерации? И как бы тогда повернулись события?
Но вернемся к событиям, последовавшим после падения Нойхаузена и бегства орденской рати из окрестностей Кирумпе. Не прошло и недели, как войско Шуйского сухим и водным (по Чудскому озеру) путем вышло к Дерпту. 8 июля перед глазами дерптцев открылась величественная и ужаснувшая их картина. Как писал Э. Крузе, участник тех событий, «широким фронтом неприятель тремя большими густыми колоннами (Бреденбах снова не поскупился и исчислил количество русских в 300 тыс. — В. П.), прикрываясь несколькими сотнями гарцующих врассыпную всадников, наступал на нас»
[169].
Подступив к городу, русские немедля начали осадные работы, развивавшиеся с точностью часового механизма по уже отработанному сценарию, в котором все роли были заранее расписаны и отрепетированы участниками не один раз. По словам летописца, «как пришли воеводы к Юрьеву и наряд из судов выняв и стрельцы у города перед турами закопалися и з города немцов збили». Важную роль в начавшейся осаде Дерпта, по свидетельству упомянутого выше Э. Крузе, сыграли немногочисленные (sic — именно так характеризует их число Крузе. — В. П.) стрельцы под началом голов Тетерина и Кашкарова. Именно на их плечи (еще раз подчеркнем, что всего их было не больше пятисот, а скорее всего, и меньше) легла главная тяжесть осадных работ и повседневная боевая работа в «закопех» «перед турами». Попытки дерптцев делать вылазки не имели успеха. Стрельцы, псковская посоха и послужильцы детей боярских упорно, невзирая на сопротивление неприятеля, рыли траншеи, возводили шанцы и батареи под доставленную водой из Нарвы артиллерию. По ливонским меркам ее численность была более чем достаточна. Крузе упоминает 6 медных мортир, метавших в город ядра и зажигательные снаряды-feuerbelle, а также несколько grossen stüken geschütz. Реннер пишет о 8 kartouwen (картаунах), 2 grote fuirmorsers (больших огнеметательных мортирах) и «других больших и малых пушках», andern geschutte klein und groth. Другой немецкий источник пишет, что в шанцах русские установили 14 slangen и kartowen
[170]. Так или иначе, для устаревших укреплений Дерпта, как показали дальнейшие события, этого оказалось вполне достаточно.
