Уход рижского войска не изменил планов Кеттлера. Отправив в авангарде в ночь с 13 на 14 декабря ландмаршала фон Белля с 3 ротами (geschwader) рейтар и 2 сотнями стрелков (hacken schützen), наутро магистр двинулся вперед с главными силами (по некоторым данным — 8 ротfenlyn кнехтов и столько же — рейтар
[292]). К вечеру того же дня орденская артиллерия уже открыла огонь по стенам Лаиса, а выделенные для штурма 4 роты кнехтов под прикрытием артиллерийского обстрела начали осадные работы — позднее юрьевский воевода со слов лаисских «сидельцев» отписывал в Москву в своем рапорте-«отписке», что «приходил маистр к Лаюсу со многими людми немецкими и с нарядом со многим и поставя туры бил по городу из наряду»
[293].
Кеттлер торопился — суровая бесснежная зима («зима тогды была безснежна, толко сем недель было снегом…»)
[294], беспрестанные нападения мелких русских отрядов, проблемы со снабжением и глухой ропот среди кнехтов не позволяли затягивать осаду надолго. С горькой иронией писал позднее ливонский хронист Ф. Ниенштедт, «зима окончательно разложила войско. Так всегда бывает, когда хочешь искать роз в снегу: Ганс Гау не может сносить лифляндской зимы с ее сильными холодами и, таким образом, пиво, как говорится, утекло»
[295]. Потому-то в тот же день, 14 декабря, орденские кнехты попробовали атаковать. Однако, подойдя к стенам, под огнем русских и градом камней они замешкались. Когда же один из их командиров, Ганс Утермарке, бесстрашно подошедший к самому подножию лаисской стены, получил удар камнем по затылку и без памяти рухнул на землю, кнехты и вовсе бесславно повернули назад, не рискнув взбираться на стены. Так закончился первый день осады Лаиса.
Обескураженный Кеттлер, несмотря на неудачу, отнюдь не собирался сдаваться. Орденская артиллерия продолжила обстреливать Лаис, и, как писал Ивану Гроз ному Катырев-Ростовский, «маистр» «бил из наряду по городу и розбил город до основания на пятнатцати саженях» (псковский летописец, правда, поправил воеводу, сообщив, что немцы сумели разбить замковую стену всего лишь на 6 саженях)
[296]. На 15 саженях или на 6 была разбита стена — не столь уж и важно, поскольку пролом в ней выглядел внушительно. Кеттлер приказал готовиться к новому штурму, но тут из замка запросили прекращения огня и предложили начать переговоры. Хинрих Штединг, комтур Голдингена, вышел, по словам И. Реннера, на встречу с неким знатным русским, который передал предложения гарнизона, на которых он, гарнизон, согласился бы сдать замок и отступить к своим. Однако военный совет, собранный Кеттлером, отверг предложение русских. В самом деле, ведь стена Лаиса была разбита, продолжим обстрел, а потом снова пошлем на штурм кнехтов, и все, победа в наших руках!
Однако ливонские гебитигеры просчитались — русский гарнизон, судя по всему, не очень надеялся на благополучный исход переговоров (а может, это и вовсе была военная хитрость — нужно было выиграть время). И пока канонада прекратилась, дети боярские и стрельцы не покладая рук возводили позади пролома деревянную стену (по словам псковского летописца, проломное место «древяною стенъкою заделали»
[297]), заодно еще и отрыв ров глубиной, по словам И. Реннера, «в половину пики» («half speitzen», около 3 м)
[298]. И сделали это они как нельзя более вовремя!
17 декабря ливонцы снова попытались штурмовать Лаис. И тут оказалось, что русские использовали перемирие на все сто! На штурмующие колонны обрушился ливень стрел, ядер и пуль, лаисские пушкари сумели метким огнем сбить с лафетов два орденских орудия («из города из наряду розбили у маистра две пушки»), и орденские кнехты и наемники, стройными рядами двинувшиеся было на приступ, уполовиненные, откатились в беспорядке назад. На подступах к замку остались лежать 384 павших кнехта, и среди них два ревельских гауптмана — уже упоминавшийся выше Вольф фон Штрассбург и его напарник Эверт (Эйлерт) Шладот. Высыпавшие на стены русские радостными криками проводили бегущих в беспорядке неприятелей
[299].
Провал второго штурма, сопровождавшийся большими потерями (Лоренц Берг, профос герцога Финляндского Юхана, писал из Ревеля 22 февраля 1560 г., что магистр забрал из города 700 кнехтов, из которых обратно вернулось всего лишь полторы сотни. Берг также подтвердил, что при штурме Лаиса был застрелен со стены гауптман ревельских кнехтов Штрассбург и его коллега Шладот, а также четыре сотни кнехтов
[300]. Об этом же сообщал ревельским бургомистру и ратманам сам Кеттлер 19 декабря 1559 г.
[301]), нехватка пороха, доставить который по грязи не представлялось возможным, начавшиеся волнения среди наемников, требовавших выплаты жалованья, — все это заставило Кеттлера снять осаду Лаиса. 19 декабря магистр отступил в Оберпален
[302]. Юрьевский воевода несколько позже в своей «отписке» с гордостью сообщал в Москву, что хотя «маистр» и «приступал по два дни всеми людми в розбитое место и к иным местам», но «Божим милосердием и государя нашего православнаго царя правдою побили у маистра многих людей и поимали в городе доспехи и всякое ратное оружие многое поимали». И «пошел маистр от Лаюса прочь с срамом (19 декабря. — В. П.), а людем государевым ничтож зла не сотвори», хвалился воевода. Псковский летописец к этому добавлял (явно со слов очевидцев и участников «сидения»), что «от немец божиею помощию отбилися и молитвами чюдотворца Николы, немец много постреляли, а града бог не предал…»
[303].
Отступление от Лаиса проходило тяжело. Как писал С. Хеннинг, участник тех событий, «удрученные неудачей, они (т. е. немцы. — В. П.) ушли в Оберпален. Только тот, кто участвовал в этом предприятии, может представить себе те трудности, которые испытали они, перетаскивая тяжелую артиллерию по дорогам, неспособным выдержать ее вес…». Естественно, что ландскнехты, по словам Хеннинга, «по своему обычаю стали возмущаться и требовать платы, угрожая мятежом»
[304]. С большим трудом магистру удалось успокоить их обещанием вскорости развести на зимние квартиры. Однако в ночь на 29 декабря в Оберпалене вспыхнул пожар, уничтоживший половину предместья
[305]. Пожар поставил жирную точку в кампании 1559 г. — 30 декабря Кеттлер отправил артиллерию в Феллин, а сам укрылся в замке Оберпалена, бомбардируя оттуда всех и вся посланиями с требованием срочно выслать денег на выплату кнехтам (которые между тем разбегались, по словам Рюссова, «по неблагоприятности счастия и недостатка в деньгах»)
[306].
