«На этот день, 13 декабря, во вторник перед обедом, видно было, как московит шел со своим войском, — писал ливонский хронист, — и шествие его продолжалось весь день до темной ночи. В этот день русские не захотели биться, да и венденцам весь день было также некогда затрагивать их». Вид марширующих вдоль крепости полков, развевающиеся многочисленные знамена, звуки военной музыки, приветственные крики, которыми ратники встречали царя, скакавшего в окружении блестящей свиты вдоль идущих колонн, столбы дыма и запах гари, заносимый ветром в крепость, не могли не наводить ужаса на жителей Вендена и его гарнизон. Однако они решили не сдаваться, а, как тогда говорили на Руси, «сели в осаду».
События тем временем шли своим чередом. Пока царские полки обустраивались на намеченных местах и разбивали лагерь, пока посоха конная и пешая тянула по зимнику «наряд», посланные Иваном дьяк Шестак Воронин и стрелецкий голова Иван Черемисинов отправились поближе к крепости, где «розсмотривали мест, которые б поплошая». Стрельцы и боярские люди тем временем начали «делати лесницы и щиты и примет», ставить туры и готовить позиции под наряд. Наблюдавшие со стен Вендена за происходившим маршал Генрих фон Эльспе и венденский хаускомтур Вольтер Квад попытались оттянуть хоть на немного неизбежное и приняли решение сделать вылазку. И, как записано было потом в русских разрядных записях, «немцы, поблюдясь тово (приготовлений осаждающих. — В. П.), за полчаса до вечера (14 декабря. — В. П.) полезли вон из города в нижние ворота, конные и пешие, со всем боем, с самопалы долгими и с короткими и со всеми животы да из города по государевым людем учали стрелять».
От неожиданности стрельцы и люди боярские смешались, но тут к месту схватки со своей свитой подскакал сам Иван, за ним подоспели «головы з детми боярскими», «немец потоптали и в город вбили». Разозленный большими потерями («стрелцов государевых убили с полтораста человек») и тем, что он сам едва избежал гибели (пушечное ядро, выпущенное из замка, просвистело рядом с самим государем), Иван пообещал, что не оставит в Вендене в живых ни одного немца.
О том, что было дальше, ливонский летописец сообщал: «14 декабря великий князь в четырех местах построил шанцы у замка Вендена и пять суток обстреливал его. Когда замку угрожала неминуемая гибель (еще бы — неумолчная канонада дала свои результаты — согласно разрядной записи, русские ядра, бомбы и зажигательные снаряды «город весь розбили, а у Вышегорода все стены розбили». Ну дальше все было вполне предсказуемо, ибо в те времена подобные случаи имели одну и ту же концовку — штурм, резня, грабеж, и оставшиеся в живых защитники города и его жители позавидуют участи умерших. — В. П.), то мужчины, женщины и девушки, большею частью из дворян, единодушно решились взорвать себя на воздух порохом, на что согласились пасторы и проповедники. Тогда триста человек, молодых и старых, отправились в одну комнату, под которую подкатили четыре бочки с порохом. Когда все собрались, то все причастились. Затем маршал Генрих фон Эльспе взял горящий уголь, стал на колени; все прочие с проповедниками окружили его, простились друг с другом, и таким образом взорвали себя на воздух. Комтур Вольтер Квад добровольно велел слуге застрелить себя; слуга после этого сам застрелился. Генрих фон Эльспе был еще немного жив; русские нашли его лежащим в развалинах, принесли к великому князю, но он тотчас же умер; на другой день его тело посадили на кол. После этого великий князь производил в Вендене такое тиранство и поругание над женщинами и девушками, о каком не было даже слыхано у турок и других тиранов. Многих мужчин он велел сечь, затем избитых и окровавленных живьем жарить на огне; одному шефферу он велел живому вынуть сердце, одному священнику велел вырвать язык из гортани; прочих велел убивать с неслыханными пытками и муками, а потом велел бросить мертвые тела в кучу на съедение птицам, собакам и диким зверям, запретив под страхом смерти своим людям хоронить их как теперь, так и впредь…»
Итак, 19 декабря последняя крупная и серьезная преграда на пути к Риге перед главными силами русского войска пала. Дорога к морю была открыта. Примерно 80 верст, оставшихся до цели, русские полки преодолели бы самое большее за 4–5 дней (двигаясь не торопясь), а наряд — за неделю (с запасом). И Ивана уже заждались под Ригой Басманов, уже две недели блокировавший город, и подошедшие туда центральная и южная колонны.
Центральная колонна, состоявшая, как уже мы писали выше, из полков Передового и Правой руки (еще раз о воеводах, ими командовавших, — в первом князь М.В. Глинский и боярин И.П. Яковлев Хирон, во втором — князья И.Ф. Мстиславский и А.М. Курбский, да-да-да, тот самый Курбский, и дворецкий казанской и нижегородский М.И. Воронова Волынской) начала марш на запад 24 ноября. Вскоре после перехода границы князь Мстиславский, «большой» воевода этой колонны, отделил часть сил под началом князя М.В. Глинского (примерно 1 тыс. детей боярских с послужильцами, с полтысячи татар и примерно столько же стрельцов и казаков) и отправил их в юго-западном направлении на Шваненбург и Зессвеген с приказом если и не взять эти замки, то уж, во всяком случае, не дать их гарнизонам создать проблемы главным силам колонны в их движении к конечной цели.
К Шваненбургу Глинский и его люди подошли вечером 27 ноября 1557 г., и, как было записано в разрядной книге Государева похода 7066 г., «воеводы пришед государеву грамоту послали к немцом в город, чтоб немцы город отдали». Отправка грамоты была подкреплена парой залпов по замку из бывших при рати нескольких легких пушек-фальконетов, установленных на салазки. Намек был более чем толстый, и вскоре к Глинскому «привел сотник стрелецкой Федька Рожеин немчина Вольфа Амоса». Оный немчин на допросе показал, что-де «вышол он из города, а прошаетца к государеву воеводе». И дальше в разрядной книге было записано (в кратком пересказе протокол допроса): «И государев воевод князь Михайло Васильевичь Глинской немчина тово Вольфа Амоса розспрашивал, хто в городе большой человек и сколько немец в городе и что ево прошенье к нему, государеву воеводе», на что немчин Вольф Амос «в роспросе сказал», что-де «в городе большой человек немчин Ернист Фалмыкин да мызников 12 человек, а Ернист ранен, застрелен из лука, и с тое раны умирает, «чаю, и умрет»; а ево, Вольфа Амоса, Ернист и все мызники к нему, князю, послали бити челом, чтоб он их пожаловал, от смерти им живот дал и из города выпустить велел, а оне ему, князю и воеводе город отворяют и во всей воли государской учинитца готовы». Одним словом, наутро договор был заключен, желающие покинуть Шваненбург отправились восвояси, а в городе был оставлен головой сын боярский Михайло Ржевский, да с ним «детей боярских Вотцкие пятины 70 человек», да с тем самым стрелецким сотником Федькой Рожеиным «стрельцов ямогороцких 50 человек, да копорских стрельцов 50 человек, а впредь им тут жить». А еще «наряду в городе оставил воевода 4 пищали меденых, 30 пищалей затинных, да пушка железная верховая, да тюфяк, да на городе часы боевые».
Разобравшись по-быстрому с Шваненбургом, Глинский поспешил к Зессвегену. К вечеру 29 ноября он и его люди уже разбивали свои шатры под стенами замка. Тамошние немцы, немало к тому времени наслышанные о том, что сам московит с превеликой ратью вступил к ливонские пределы, brennen, morden und rauben все и вся на своем пути. Они не стали дожидаться, когда до них дойдет очередь, и, бросив замок, бежали на запад. И когда передовые русские отряды подступили к Чествину (так русские прозывали Зессвеген), то оказалось, что (как было отмечено в воеводской отписке) «город горит, а ворота-де городовые, выгорев, завалились». И дальше Глинский доносил государю, что, прознав о том, что случилось в замке, он отправил сына боярского Ивана Лобанова «всево досмотреть и переписать, что в городе испорчено, и что утло, и что от огня розвалилось, и что в нем надобно поделатъ», после чего, «досмотря тово всево и переписав», ему, воеводе, «тот час отписатъ», что и было Иваном сделано.
