Я миновал линию деревьев и вновь очутился на открытом воздухе. Земля передо мной обрывалась крутым уступом. Я подошел к краю и посмотрел вниз. Вместо леса я увидел огромную сеть из улиц и зданий из бетона, стекла и блестящего черного камня, растянувшуюся на многие мили вокруг. На горизонте возвышались небоскребы, похожие на острые зубья, а в центре стояла циклопическая колонна из черного камня, тянувшаяся до самых облаков цвета горохового супа. Смотреть на нее было больно, словно сквозь чужие очки с диоптриями.
Здания выглядели современными по дизайну, но вместе с тем очень древними. Они казались обветшалыми и ветхими, удручающе тихими и, судя по всему, пустыми. Земля вдруг загудела, сначала мягко, затем со все возрастающей силой. Я отступил назад и схватился за ближайшее дерево, обхватив пальцами липкую кору. Город зашевелился. Целые кварталы поехали, словно панели в детской головоломке… хотя нет, не совсем так. Город пополз, соседние улицы заскрежетали друг о друга, двигаясь в противоположных направлениях, змеиная голова тротуара оторвалась от земли и понеслась на меня так быстро, что у меня уже не было времени паниковать или о чем-то думать. Она достигла края обрыва и легла там, заполнив пространство между мной и собой четырьмя медленными, ленивыми музыкальными нотами.
Я ждал, что улица набросится на меня и ударит, но она лежала неподвижно. Это было приглашение, а не угроза. Тогда я спустился по наклонной обсидиановой мостовой в Город и очутился в каньоне из стекла и камня. Здания казались вполне прочными, окна в них сверкали чистотой и бледным желто-зеленым светом. Если бы не отсутствие транспорта и странный выбор строительных материалов, то улицу вполне можно было бы принять за район одного из крупнейших финансовых центров Америки. Но меня не покидало ощущение, что за пределами внешней видимости скрывалось что-то бо́льшее. Я не знал, что это, но чувствовал, что это важно – словно смутное обещание или ответ на невысказанный вопрос, который, возможно, ожидал меня за следующим поворотом.
В конце улицы я повернул направо и углубился внутрь квартала. Когда я проходил мимо другого ряда почти одинаковых зданий, земля грохнула и задрожала. Я остановился и вытянул руки в стороны, чтобы не упасть, как вдруг дома в конце улицы, стоявшие поперек Т-образного перекрестка, скользнули вправо и обнажили нечто похожее на бульвар, окаймленный черными железными фонарями. Обсидиан сменился красным булыжником, здания стали меньше и выглядели старше. Появились рестораны и кафе с открытыми верандами. Если до этого я находился внутри типичного финансового района, то теперь оказался в схематичном французском квартале. Где-то поблизости заиграл невидимый джазовый ансамбль. Рекламный щит слева от меня сулил настоящие свежие булочки и лучший в городе кофе. На другой стороне улицы за темным зеркальным окном что-то шевельнулось. Я подошел поближе и заглянул внутрь, сложив руки вокруг глаза, чтобы затемнить яркий уличный свет.
Помещение внутри напоминало старомодную мужскую парикмахерскую – с большими зеркалами, плюшевыми красными креслами и блестящим кафельным полом. В среднем кресле, откинувшись назад, словно намереваясь побриться, сидел мужчина с густыми серебристыми волосами и грушевидным телом.
Я постучал по стеклу. Мужчина медленно поднял голову и посмотрел на меня мутными рассеянными глазами с таким видом, будто только что очнулся ото сна.
– С вами все в порядке? – крикнул я.
Но прежде чем он успел ответить, поверхность кресла лопнула, и из-под ткани вырвались толстые черные отростки. Они заколыхались в воздухе над ним, как щупальца с жалами на концах, и вдруг впились в его предплечья и бедра, проткнув их насквозь. Из ран хлынула кровь. Мужчина запрокинул голову и истошно заорал. Затем он стал дергаться и вырываться, но кресло держало его крепко.
– Боже, – пробормотал я. – О господи!
Кресло сейчас его убьет. Я подбежал к двери и бился в нее изо всех сил, но она не поддавалась. Тогда я огляделся в поисках чего-нибудь такого, чем можно разбить стекло, но пока я стоял спиной к улице, она успела убрать все урны и уличные стулья. Теперь я мог только колотить по стеклу, беспомощно глядя, как человек корчится, кричит и… меняется.
Все началось с конечностей, притянутых к креслу. Руки удлинялись и истончались, подобно пластилину, перекатываемому между ладоней, пока не легли свободно и бескостно на пол. Затем щупальца запульсировали, словно через них что-то текло, и конечности мужчины начали раздуваться. Рукава и штанины лопнули, ботинки взорвались. Ногти на руках и ногах утолщились и искривились. Из бледной рыхлой плоти пучками полезли волосы, пока все тело не покрылось шерстью. Мужчина забился головой о спинку кресла, издавая уже не человеческие, а звериные крики. Нос и подбородок вытянулись, лицо превратилось в морду. Мужчина закрыл глаза, и когда открыл их вновь, они загорелись оранжевым. Он стал одним из них. Таким же, как Лианан.
Кресло освободило его, и он рухнул на пол мохнатой кучей. Шагнув назад, я наткнулся на что-то твердое, а затем увидел их всех в отражении – целую вереницу монстров в плащах, стоявших за моей спиной. Я развернулся и посмотрел на того, с кем столкнулся. Монстр оскалил зубы и зарычал. Я вновь отшатнулся, налетев в этот раз на стекло. Волкоподобное существо подняло один из когтей, явно намереваясь ударить.
Его остановил резкий лай, раздавшийся рядом. Угрожавшее мне существо опустило лапу, и все они развернулись. На той стороне улицы стояла Лианан, впервые за много лет надевшая свое второе, чудовищное лицо. Расправив плечи и растопырив когти, она издала глухое гортанное рычание. Банда монстров, стоявшая напротив, обменялась взглядами, но, видимо, решила обойтись без драки. Они расступились, и Лианан протянула мне лапу. Я подошел к ней. Она притянула меня к себе и взлетела.
Всего несколько секунд ушло, чтобы добраться до ее поляны. Лианан бросила меня в траву на лету, и пока я кувыркался в ней, гася инерцию, она успела принять человеческий облик и сесть прямо передо мной. Я попытался встать, но она толкнула меня на землю обратно с совершенно побелевшим лицом.
– Какого черта ты там делал? – спросила она.
Я снова поднялся на ноги, борясь с желанием ее ударить.
– Что, черт возьми, я только что увидел?
– Это тайная, священная церемония, – ответила она. – Ты не имел права совать нос в чужие дела!
– Но Город сам пригласил меня, – сказал я. – Он хотел, чтобы я это увидел.
Она смотрела на меня с минуту, постепенно приходя в себя. Затем приложила ладонь ко лбу.
– Он тебя увидел. Теперь он знает твой запах.
– Значит, вот как ты… твой народ устроены? Ты так же превратилась в такую, какая ты есть?
Она ничего не ответила.
– Значит, ты этим занимаешься? Крадешь людей, притаскиваешь сюда и превращаешь их в монстров? То же самое должно было случиться с Джеймсом О’Нилом? Неужели именно для этого он похитил Марию Дэвис?
И тут я вспомнил, как на собрании «Братства пропавших без вести» Джош спрашивал меня о Сидни. О моей сестре, которая исчезла тринадцать лет назад примерно в это же время года.
