Было бы легче, если бы отношения с Меган оставались прежними. Не то чтобы они сильно испортились, нет! Между собой они никогда не ссорятся и даже не спорят. Но они больше не смеются, не улыбаются и не разговаривают по душам. Почти каждый вечер они проводят вместе, рассевшись по разные стороны дивана с гамбургерами или пиццей в руках, и тупо таращатся в телевизор – на убогие комедийные ситкомы. Они больше не обсуждают ее отца, «Братство» или прошлое Ноя и редко прикасаются друг к другу.
Иногда он смотрит на Меган, сидящую так далеко от него – на своей стороне дивана, и недоумевает, почему она так несчастна. Время от времени он спрашивает ее об этом прямо, но она всегда пожимает плечами и адресует ему тот же вопрос:
«А ты сам-то счастлив?»
Он чувствует оцепенелость, он уже не похож на самого себя прежнего и не понимает, отчего так случилось. Ведь он спасся, почему этого оказалось недостаточно? Почему всякий раз, когда он поворачивает за угол и видит то, что должен увидеть, он чувствует разочарование? Почему он начал рисовать причудливые небоскребы на клочках бумаги?
Но однажды ночью, в возрасте тридцати лет, Ной просыпается среди ночи от царапающего звука, доносящегося от окна их спальни: скрч-скрч-скрч. В глубине души он давно этого ждал. Он встает и с бешено колотящимся сердцем подходит к окну. Но, прежде чем он успевает отдернуть штору, раздается резкий телефонный звонок. Мгновение он колеблется, ухватившись рукой за штору, и не понимает, что ему делать. Но Меган начинает ворочаться, и он выбирает телефон. Он берет его с прикроватного столика и видит на экране незнакомый техасский номер.
«Алло…» – говорит он.
«Кто это?» – спрашивает Меган хриплым спросонья голосом.
Голос на другом конце совсем тихий, заглушенный сильными помехами, поэтому он не может разобрать ничего, кроме двух последних слов, произнесенных в панике: «…маленький принц».
«Юнис? – переспрашивает он. – Юнис, алло!»
«Ной!» – теперь в трубке мужской голос, он более четкий, но растерянный.
«Кто это?» – спрашивает Ной.
Он подходит к окну и отодвигает штору, но что бы там ни было – оно уже исчезло. Остались только Ной, Меган и мужской голос в телефоне:
«Ной, это Хьюберт! Случилось что-то ужасное».
Часть шестая
Заброшенный дом
1
Я вернулся в Вандергрифф в марте 2013 года, в воскресенье, на борту самолета авиакомпании «Американ Эйрлайнс». Самолет сделал вираж и, пробив облака, очутился в серой, сырой и убогой реальности аэропорта Даллас/Форт-Уэрт. Из-за ненастной погоды мы простояли на асфальтовом летном поле почти час, и мне пришлось сжать в руках устройство для чтения электронных книг, чтобы не заорать от нетерпения. Господи, это всего лишь дождь! Машины без всяких проблем могут ездить под дождем. Какого черта нас так долго держат в уже приземлившемся самолете?
Меган, сидевшая в кресле возле окна, положила ладонь на мою руку.
– Не нервничай так, а то разломишь эту штуковину напополам.
Я положил электронную книгу обратно на колени и виновато взглянул на Меган. Она сжала мою руку. Кроме сочувствия в ее взгляде мелькнуло что-то еще. Я отвел взгляд и уставился в окно.
Наконец нас выпустили из самолета, и мы прошли внутрь здания, где у стойки выдачи багажа уже ждал Кайл. Конечно, мы общались через социальные сети, но вживую я не видел его со дня моей свадьбы, поэтому пивной живот и проседь в волосах немного застали меня врасплох. Он заключил меня в медвежьи объятья и дважды хлопнул ладонью по спине.
– Рад тебя видеть, – сказал он. – Хотя обстоятельства, конечно, паршивые.
Я вновь представил его Меган, и она с улыбкой пожала ему руку. Я безуспешно попытался припомнить, когда в последний раз видел ее улыбку, не считая просмотра комедийных сериалов. В груди зашевелился смутный комок из ревности, тоски и чувства вины.
Кайл лично отнес сумку Меган к своему «Приусу» и поставил на заднее сиденье. Он попытался убедить ее сесть спереди, но она наотрез отказалась. В итоге вперед сел я, а она расположилась сзади.
Выехав с крытой парковки, мы немедленно застряли в пробке, собравшейся из-за сильной, перекрывшей все небо грозы.
Я обвел рукой бесконечные ряды машин.
– Прости. Наверняка сегодня у тебя были дела поважнее.
– Ты шутишь? – ответил Кайл. – Да если бы не вы, мне пришлось бы сидеть дома и ругаться с детьми, пока Донна проводит время в своем книжном клубе. А так им пришлось остаться с моей мамой. Для меня это лишний день отдыха.
Сидящая сзади Меган фыркнула.
– Как вы здесь в целом? – спросил я.
Кайл прочистил горло.
– Мама выгнала папу. В этот раз окончательно.
– Из-за чего? – спросил я, попытавшись не выдать голосом свои мысли.
У меня не было доказательств, что мистер Рэнсом продолжал ходить «налево» после исчезновения Сидни, но мужчина, влюбившийся однажды в девочку-подростка, вполне мог продолжить в том же духе.
– Ничего конкретного, – ответил Кайл. – По крайней мере, мне это не известно. Но знаешь, мама будто стала счастливее. Перестроила весь наш дом. Он уже не похож на то место, в котором я вырос.
– А папа?
– Живет в трейлерном парке, – сказал Кайл.
Немного помолчав, он продолжил отвечать на наши с Меган вопросы: рассказал о своем браке, о троих детях и, наконец, о «Блуждающей тьме». Они с Донной выкупили ее у моей мамы в 2003 году и радикально перестроили, превратив кошмарный лабиринт в сафари по стране нежити. Переименовав аттракцион в «Обитель зомби», они удачно, хоть и непреднамеренно, открыли его в самый разгар зомби-безумия, спровоцированного такими фильмами, как «28 дней спустя» и «Рассвет мертвецов». Какое-то время дела шли неплохо, но, как уже поняла на собственном опыте моя семья, однообразие рано или поздно приедается, поэтому в прошлом году «Обитель» закрылась. Кайл устроился в компанию, продающую коробки и упаковочные материалы, а Донна – оператором в колл-центр.
– Нам до сих пор принадлежит склад и все его содержимое, – сказал Кайл. – Я обдумываю способы, как вернуть его к жизни.
Слова прозвучали глухо, словно он сам не вполне в них верил, ведь для этого пришлось бы отказаться от стабильности его нынешней работы, а это довольно трудно. Что ж, в конце концов, мы все повзрослели.
А потом разговор как-то сам собою стих. Кайл включил дворники на полную мощность. Ползая по стеклу, они издавали жалобные звуки, и я почувствовал, как все мы пытаемся придумать хоть что-нибудь – что угодно! – лишь бы не говорить о причине нашего возвращения в Вандергрифф.
