– За непостижимое! – предложил он тост. – За чудо!
– За чудо, – салютнул стаканом Голев. – И к черту кавычки.
– Так вот, о чем бишь я, – сказал доктор Ларри, промокнув губы салфеткой. – О том, что все семеро введенных в гипнотонию участников побывали где-то вместе – а не по отдельности в нигде. И теперь каким-то образом связаны между собой. Шестеро проснувшихся – и один, продолжающий спать. Что это за связи, какова их природа, зачем они вообще – думаю, рано или поздно мы это выясним, но не раньше, чем выстрелят другие рисунки Альбы. Разгадать их заранее, предсказать зашифрованные в них события мы не сможем, даже если будем очень стараться. С тем же успехом можно погадать на воске или раскинуть птичьи потроха. Поэтому предлагаю пока сосредоточиться на том, что у нас уже есть, на цветке и джинне. Каким-то образом Альба подсмотрела цветок, существующий в памяти Одиссея. Каким?? Если мы сумеем ответить на этот вопрос – считай, первый шаг с корабля мы уже сделали: ступили на твердь чудесного континента. Который сейчас только разглядываем, очень издалека, в подзорную трубу.
– Да. И видим, что он существует, – подтвердил доктор Голев. Отрицать очевидное не имело смысла.
Доктор Ларри коротко кивнул:
– Рад, что тебе не пришлось перенастраивать свой разум слишком долго. У нас не так много времени, какие-то две недели или даже меньше. Потом адаптационный период закончится и участников придется отпустить. Они уже и так роют землю копытами. Родственники некоторых вон и тортики закупили, ждут не дождутся, как бы поскорее затолкать их в своих ненаглядных пусиков. Это нам еще повезло, что у Одиссея никого нет… ну, кроме родственников жены. А их, насколько я понимаю, можно не считать.
– Да они будут только счастливы, если их суицидник вообще не вернется, останется в нашей клинике навсегда. Так что да, ты прав: у Одиссея никого нет. А также у Альбы, у Мити Клокова и у фадеевской Лиссы. Родители Андреа уже много лет живут на Гоа, скинув дочь на попечение домработницы. У матери Арсения сейчас новая жизнь: она вышла замуж и ждет ребенка. Вряд ли ей сейчас до Арсения. Зато у Модеста Китаева большой дружный клан – состоящий, правда, в основном из маломобильных инвалидов по ожирению.
– Да уж, миленькая семейка!
– В общем, родственники – не проблема. Пара недель у нас точно есть. Но что мы будем делать в эту пару недель? Отправим всех обратно в сон и попросим найти там Одиссея?
Доктор Ларри раздумчиво подвигал бровями, как весами, словно и впрямь взвесил на них услышанное.
– Не совсем так, – ответил он наконец. – Сначала попросим, а уж затем – отправим.
– Но перед этим нам нужно поймать Модеста… И кошку, – напомнил доктор Голев, чувствуя себя персонажем комедии абсурда. Что ни говори, а полностью переустановить свой разум – дело не быстрое, за один завтрак не управишься.
Доктор Ларри даже не улыбнулся. Отложив на тарелку огрызок тоста, которым только что выбрал из вазочки остатки джема, он снова подскочил и принялся расхаживать из конца в конец террасы.
– Возможно, контактировать с Одиссеем или видеть то же, что и он, способны не все из них; возможно, медиумом является только Альба. Но остальные пятеро тоже для чего-то нужны! Я не знаю, для чего, Алекс. Возможно, совокупностью их вытесненных из реальности энергий было создано некое поле, находясь внутри которого Альба получила свои феноменальные способности. Способности настолько необычные, что мы даже не до конца понимаем, в чем они заключаются. С одной стороны, она видит некие образы, существующие в чужом сознании. Хорошо, ладно. Это еще как-то можно допустить. Науке известны случаи, когда под воздействием сильных психотропных веществ, ЛСД, например, подопытные обменивались ментальной информацией, передавали друг другу мысли на расстоянии. Но она же, черт возьми, видит и будущее! Она увидела и зарисовала твое сегодняшнее утро: Моди в жилетке, кошку… Ты понимаешь, что это значит?!
– Не очень, – признался доктор Голев.
– Это значит, что будущее – есть! Что оно не формируется произвольно и ежесекундно, а существует где-то уже готовым, ну вот как генетическая программа в зиготе зародыша…
Доктор Голев почувствовал, что его коллегу начинает нести.
– Ларри… Все это очень интересно. Но это слишком обширная область для рассуждений, а мы собирались сосредоточить наше внимание на рисунках Альбы…
– Да-да, разумеется, – доктор Ларри замер возле перил, рассеянно поскребывая подбородок. Типичный сумасшедший ученый из цикла комиксов про Гикштейна. С той только разницей, что нормальные сумасшедшие ученые носятся с формулами и схемами, а этот носился с химерами, пришедшими из чужих снов.
– Ты остановился на том, что нужно снова всех погрузить…
– Да-да. Но, может быть, не всех. Может, одну только Альбу.
– Но ты говорил, что поле…
– Поле, да. «Магический круг», который они всемером сгенерировали. Я думаю, что поле и сейчас на месте. Одиссей его держит. Пока Одиссей в гипнотонии, поле не распадется. То есть, то пространство, которое они создали, продолжает существовать, и Альба, теоретически, может в него вернуться.
«А ведь Одиссея можно и разбудить, – подумал вдруг доктор Голев. – Вывести из гипнотонии принудительно. Есть много способов…»
Способы действительно были, хотя не так уж и много: медикаментозный и шоковый. Один укольчик или микроразряд в определенный участок мозга – и пациент очнется. И кончится этот бред.
Доктор Ларри вздрогнул, словно подслушав мысли Голева.
– Насколько я понимаю, – сказал он, – Одиссея мы разбудим в любом случае, вопрос лишь в том, щадящий это будет метод или насильственный. Если мы выдернем его из гипнотонии против воли, последствия могут быть катастрофическими. Это может разрушить его личность… это может…
– Не волнуйся так, Ларри, – успокоил его доктор Голев. – Я не собираюсь его будить, не согласовав это с тобой. Но и держать здесь Одиссея в таком состоянии долгое время мы не можем. Подозреваю, что это противозаконно. Через пару-другую дней мы должны будем вернуть его в сознание и адаптировать к его новому состоянию.
– Но пара-другая дней у нас есть?
– Да. Я думаю, есть.
* * *
Жужу не знала, что ее вело.
Ощущение было непривычным и не особо приятным. Хотя вот именно с этим, с приятностью, Жужу так до сих пор и не определилась. Иногда казалось, что наоборот – ну просто очень приятно! Словно кто-то с несильным нежным нажимом проводит по спине, вызывая неодолимое желание выгнуться навстречу этой ладони, прижаться к ней как можно плотнее. Но вот, достигнув суставных косточек таза, ладонь на мгновение задерживается – и переходит на хвост, крепко стискивает его, словно собирается оторвать. И тут уже не до сладостных потягиваний. Хочется, изогнувшись и дико мяуча, вцепиться в эту руку зубами и когтями, кусать ее и царапать!
Ощущение было сродни такой вот ладони, коварно замершей у основания хвоста. Оно шло из области приятно-чувственного, но в любую секунду грозило превратиться во вспышку боли.
