Это очень нервировало Жужу. Ясно было, что продолжаться так не может. Нужно было что-то делать с этим ощущением – или избавиться от него, или отдаться ему полностью, пойти за ним до конца. Позволить ему привести ее, Жужу, к некой цели, к которой оно, по всей видимости, стремилось ее привести.
Никогда прежде Жужу ни с чем подобным не сталкивалась. Она всегда знала, чего ей хочется, а чего не хочется. Хочется запрыгнуть к хозяйке на колени, например. Очень простое, знакомое, легко осуществимое побуждение. Не хочется, чтобы в миске опять обнаружились эти ужасные, воняющие рыбой сухие шарики. Фр-р! Хочется: драть когти о когтеточку. Не хочется: привыкать к тому, что ее устои теперь нарушены, что не будет ни вкусного кофейного пальца, ни ночных бдений в дымовой пелене, ни пригретой ложбинки на хозяйкиных теплых уютно-рыхлых бедрах. Теперь ее хозяйка – тощая крикливая женщина с резким запахом, который она носит на кончиках когтей. Все вокруг пропахло ее ярко-красными химическими когтями. Необходимость с этим мириться вызывала у Жужу яростный внутренний протест и массу других противоречивых и сложных чувств… Однако все же не таких сложных, как это нынешнее, электризующее все тело волнение, ощущение присутствия чужой воли в ее, Жужу, изящной черной головке, меж двух стоящих торчком ушей.
Чужая воля заставила ее покинуть дом и куда-то бежать. И это было ужасно неприятно – повиноваться чужой, неведомо чьей воле. Но штука в том, что иногда эта воля звучала как голос Андреа, ее хозяйки. А в иные минуты и вовсе казалась Жужу ее собственной, кошачьей волей, чем-то вроде инстинкта, необоримого желания следовать на манкий дразнящий запах, и тогда подчиняться этому зову было для Жужу подлинным – и очень острым – наслаждением.
Какое-то грандиозное приключение ждало ее впереди.
Что-то страшное, опасное маячило впереди.
И Жужу бежала вперед. Петляя незнакомыми переулками, прячась от собак и детей под кузовами припаркованных машин, сотни раз на дню сворачивая то направо, то налево, – Жужу бежала вперед.
10. История потока (I)
Фадею было семь лет, когда впервые заговорили о Потоке. И девять, когда Поток признали угрозой для существования человечества и попытались закрыть. Попытки эти были воистину смехотворны – с тем же успехом можно было пытаться остановить лавину, развесив на ее пути заградительные флажки.
Единственное, к чему привела кампания по борьбе с Потоком, так это к подорожанию амуниции и «портала», необходимых для выхода в это ни на что не похожее, будоражащее умы измерение-состояние, которое в те времена ошибочно принимали за кибертуальное. Фадей смутно помнил социальный ролик тех лет: девушка с распущенными волосами и густо подведенными глазами стоит на краю надземного тротуара. На ней короткая юбка и кожаная косуха. Сразу у нее под ногами открывается бездна с летящими параллельно тротуару огнями: это похоже на поток мчащихся аэрокаров, но сразу становится ясно, что это не они. Девушка хочет понять, что же это такое, тянется навстречу бездне, заглядывает в нее. Наконец ей (и зрителю вместе с ней) удается разглядеть, что́ это. Множества и множества полупрозрачных, матово подсвеченных изнутри шаров с очертаниями человеческих фигурок, заключенных в них, несутся неведомо куда на огромной скорости. Фигурки внутри шаров располагаются по-разному, но только не в позе пилота, обычной для управляемого аэросредства. Некоторые напоминают засохших скорченных эмбрионов, другие растянуты внутри своего «портала», как на пяльцах, третьи висят головою вниз.
Внезапно перед лицом девушки выныривает один из таких шаров и приглашающе открывает створку – словно дракон размыкает веко, решив взглянуть, кто это потревожил его своим вниманием. В образовавшуюся щель видно, что шар пуст – точнее, свободен, – и весь выстлан изнутри, словно длинным ворсом, тончайшими проводками, каждый из которых поблескивает голубоватой искоркой на конце. Это завораживающе красиво, волшебно и притягательно.
Девушка тянет руку, ее ладонь вот-вот окажется внутри шара… И вдруг что-то меняется. Шар мутирует, превращаясь из глаза дракона в ощеренную пасть рыбы-удильщика, усеянную длинными острыми зубами. Удильщик стремительно растет, раздувается, заполняет собою кадр. Маленькая испуганная девушка, отшатнувшись, закрывает лицо руками. Еще секунда – и гигантская рыба ее проглотит.
Надпись «Stoptostream!» поперек экрана. Плавясь и с шипением помигивая, как неоновая вывеска в стародавних фильмах, фраза начинает меняться, деформируя и корежа пространство вокруг себя, утягивая его (вместе с девушкой) как бы в спиральную мясорубку или в слив какого-то чудовищного бассейна.
Сейчас, двадцать лет спустя, Фадей понимал, что такие социальные ролики скорее привлекали юных стримеров, чем отталкивали. Позже они изменились. В них стали показывать то, чем становятся юные стримеры на последней стадии так называемого втекания. Стали показывать «лепрозории» с лежащими в капсулах пятнистыми полускелетиками, уже отключенными от нейропроводников. Стали показывать убитых горем родителей, рыдающих над фотографией какого-нибудь ясноглазого румяного паренька или симпатичной девчонки с ямочками на щеках.
Сейчас Фадей понимал, что ему очень повезло: в интернате, где прошло его детство и бо́льшая часть юности, строго следили за тем, как воспитанники проводят свой досуг, чем они заняты в сети и в каких кибертуальных локациях чаще всего вращаются. Выйти в Поток – или хотя бы приблизиться к нему, заглянуть в него, как та девушка на краю тротуара, – интернатовским нечего было и мечтать. Но рассказывать друг другу страшные байки о Потоке им никто запретить не мог.
Почти все, что знал юный Фадей о Потоке, о смерти и о любви, было почерпнуто им из таких вот разговоров. Кое-что он находил в сети, и тогда сам становился рассказчиком для трех пар навостренных пацанячьих ушей, торчащих из-под холмиков одеял. Многие из этих баек – разумеется, ничего общего не имеющие с реальностью, глуповатые и наивные – запомнились на всю жизнь.
Фадей повернулся на бок и удобно устроился на постели, подперев голову ладонью и глядя на спящую Лиссу нежно-внимательным и одновременно невидящим, как бы просеянным сквозь грезу взглядом. Лекция об открытии Потока, которую прочел им, первокурсникам-кибермедикам, профессор Луцкер, тоже звучала как байка. Как страшная и чарующая история, как… музыка или как полет. У Фадея не было слов сказать об этом иначе. Обычный мальчишка сел поиграть в бродилку – и остался в ней навсегда. Его тело умерло, было оплакано родными и близкими и предано огню. Но уже через пару дней этот мальчишка, Марк Устинов, дал о себе знать, заговорив в виртуалити со своей сестрой. Она-то и стала первым человеком, услышавшем о Потоке и рассказавшем о нем другим. Точнее, пытавшемся рассказать. Ее свидетельство, похожее на сбивчивый бред травмированного утратой подростка (чем оно отчасти и являлось), не было воспринято всерьез ни полицейским дознавателем, ни психологом, ни родителями, ни представителем MagicFly – компании, разработавшей ту самую модель плейспота, внутри которого погиб двенадцатилетний Марк Устинов. Плейспот последнего поколения. Плейспот-портал.
