«И никакая не Куделькина, – подумал Фадей тоскливо. – Индиго. Таис Индиго. Она звала себя только так».
Остаток дня после похорон Фадей посвятил занятиям – готовил доклад по дихотомии виртуализованного сознания, чувствуя, как его собственное сознание безнадежно раздваивается, – а вечером поехал к Нырку. Они заранее договорились об этой встрече.
– Смотри там, без глупостей, – сказал Нырок, проводив его в подвал, где, замаскированные под круглобокие «тюльпаны» релаксаторов, стояли два портала MagicFly. – Если вздумаешь утечь вслед за ней – ради бога, но только не у меня дома!
– Я не собираюсь никуда утекать, – успокоил его Фадей. – Поставь мне что-нибудь.
– Может, сам выберешь? У меня куча игр, несколько миллионов…
– Да мне без разницы.
Облачившись в плотный черный костюм, переливающийся серебристыми сполохами, Фадей подошел к порталу. Протянул руку – и в сфере образовалась вертикальная щель. Расслабленные, вяло колышущиеся, как водоросли в слабой волне, нейлектрики активизировались, напряглись, словно вставшая дыбом шерсть. Потянулись к микровходам на его костюме.
Фадей забрался внутрь – и повис, как в невесомости, удерживаемый десятками тысяч «волосков», вошедших в свои разъемы.
В лицо дохнуло жаром. Разожмурив глаза, Фадей огляделся – и ничего не увидел, кроме белесо-бежевых, похожих на водную зыбь барханов. Они раскинулись во все стороны от него, зависшего в полуметре от земли, а сверху лупило солнце. Легким усилием воли Фадей потянул себя вниз – и встал на ноги.
Сколь ни печальны были обстоятельства, приведшие его сюда, Фадей не смог удержаться от усмешки: это была «Роза Пустыни». Нырок запустил ему «Розу Пустыни», долгоиграющий медитативный квест с унылым однообразным пейзажем и «радостями жизни» в виде редких кактусов и верблюжьих колючек. Никаких отражающих поверхностей. Ближайший оазис с озерцом под пальмами – где-то очень далеко, за пятым уровнем.
Эх, Нырок, Нырок! Тебе ли не знать, что Фадею раз плюнуть организовать себе отражающую поверхность из ничего, из воздуха и щелчка пальцев!
Фадею стоило всего лишь захотеть… Но он был здесь не для этого.
Стоя посреди пустыни, созданной из электронных импульсов двоичного кода, Фадей ждал. Он и сам сейчас был – единицы с нулями; менее человек, нежели лоскут информации, определенным образом организованный, имеющий человеческие очертания и мыслящий о себе: я.
Фадей ждал Таис – любого ее проявления. Он понимал, что вряд ли она с ним «заговорит». Но что-то должно было произойти – что-то, из чего сразу станет понятно: это Таис.
Он старался не отвлекаться на те ощущения, которые всегда сопутствовали пребыванию здесь, в этом феноменальном, пороговом мире – последнем рубеже сотворенного человеком. То, с чем граничил этот мир, уже не поддавалось управлению человеческим разумом и волей. Оно не было искусственно создано, изобретено – и еще не было открыто. Если, конечно, не принимать за факт открытия слова этой бедной девочки, сестры Марка Устинова, закончившей свои дни в капсуле биорганика: «Но он не умер, не умер! Он сам мне это сказал! Он просто хакнул другое измерение и перешел туда – и это не смерть!»
Он сам ей это сказал. Или не сказал, а сообщил каким-то иным образом. Каким-то образом связался с ней оттуда. А значит, и Таис может связаться с ним – с Фадеем. Главное, не отвлекаться на это невыносимое… на этот свет, растворивший его в себе…
Ее не было очень долго. Фадею казалось, что он провел в пустыне уже много часов, стоя на одном месте и стараясь не поддаваться тому, что на языке киб-юзеров называлось зашкалом. Фадею как многоопытному нырку было хорошо знакомо это состояние, эта эйфория гиперпроживания, и он знал, что с ним делать. А именно: ничего не делать. Абсолютно ничего.
Наконец что-то неуловимо изменилось. Стало понятно, что к пустыне подключился кто-то еще. Вернее, просто возник в ней – в виде промелька странных «мурашек» над правдоподобно далеким горизонтом. Возник и тут же пропал. Словно само это иллюзорное пространство, подобно крупному животному, дрогнуло подкожной мышцей, реагируя на некий раздражитель, и снова замерло.
Этот оптический «глюк» (словно прозрачное скользнуло вдоль прозрачного) запросто мог бы остаться незамеченным, если бы Фадей намеренно не высматривал что-то подобное. Но он был начеку. Вглядевшись в линию горизонта, громко позвал: «Таис!»
Она тут же ответила: «Здравствуй, Рыжик!»
Слова прозвучали прямо в голове, вызвав на мгновение укол паники и заставив Фадея крутнуться волчком в погоне за этим голосом, подобно ловящему хвост щенку.
«Это и вправду ты?!» – глупо растерялся Фадей. И услышал в ответ до боли знакомый грудной смешок. Кажется, это и вправду была она… А может быть, хитрый вирус, какая-нибудь каверзная вредительская программка, созданная специально для того, чтобы сводить людей с ума; чтобы все, у кого есть «милые кости», любимые мертвецы, – чтобы все они потеряли ориентацию в этом мире, перепутали жизнь со смертью, выбросились на берег спасительного безумия, как какие-нибудь киты!
«Смерти нет, – сочувственно подсказала ему любимая. – И, кстати, киты уже не выбрасываются на сушу. Проблему китовьего суицида экологи давно решили».
Фадей оказался совершенно не готов к этой новости. К первой из двух. Ко второй, впрочем, тоже: он просто не смог вспомнить, кто такие киты и какое отношение они имеют к их с Таис разговору среди пустыни.
В воздухе снова возникла рябь. Только на этот раз размывчатое пятно дрожания находилось гораздо ближе – перед самым лицом Фадея, на расстоянии вытянутой руки. Ничего особо пугающего в этом пятне не было. Просто комок аномальной, как бы расплавленной прозрачности – сгусток в киселе, медуза ясного, сияющего воздуха в воздухе прокаленном и сухом.
В пятне этой сгущенной прозрачности поблескивали искорки, вызывая неодолимое желание в них вглядеться. Какие-то неявные сполохи переливчатого мерцания проносились из ниоткуда в никуда – блики невообразимой, немыслимой инореальности. Фадей смотрел на нее как бы через окно. Окно в пустыне.
«Люблю тебя, – сказал Фадей. – Не бросай меня больше. Вернись».
Внезапно сгусток прозрачности начал меняться, как бы остывать на ветру: его словно затягивало тончайшей зеркальной пленкой. Фадей различил в ней свое отражение. И просвечивающее сквозь него лицо Таис. Она вглядывалась в него, находясь по другую сторону пленки, и как будто пыталась принять решение, определить что-то для себя. И наконец решила.
«Ты это не выбираешь, – с грустью произнесла Таис. – Уходи!»
Зеркальный сгусток, окно в инореальность, ход, портал – чем бы это ни было, оно беззвучно схлопнулось перед лицом Фадея.
В тот же миг пустыня наполнилась свистом, истошным гортанным улюлюканьем, песок поднялся в воздух столбиками торнадо, которые, прирастая друг другом и стремительно увеличиваясь, превратились в непроглядную пылевую бурю, заполонившую все вокруг. С головы Фадея сорвало куфью. Края распахнутого бурнуса беспорядочно трепались на ветру, словно крылья попавшей в ураган птицы. Фадей открыл было рот, чтобы выкрикнуть имя Таис, но захлебнулся жесткой колючей пылью.
