Андреа – сегодня она была в облегающем кремовом платье с пайетками – жеманно ковырялась в омлете, не забывая одаривать всех улыбками кинодивы. Арсений расправлялся с едой быстро и методично, но иногда вдруг подвисал посреди жевательного движения со сдвинутой набок челюстью и обескураженным нелепым видом, словно нашел себя измененным не вчера утром, а только сейчас. Лица Фадея и Листианы светились одинаковым голодным счастьем, еще только начавшим насыщаться. Этих двоих разговоры за столом как бы и не касались.
– Жду не дождусь, когда нас отпустят домой!
– А я вот не знаю, куда поеду. У меня нет дома.
– У меня есть дом, у меня есть мои кошечки, и я по ним очень соскучилась. Но. Я не уверена, что хотела бы сразу поехать к ним. Я вот подумываю, не навестить ли родителей на их райском островке. Инкогнито, разумеется.
– Куда все-таки пропали Модест и Ирвин, скажет мне кто-нибудь? Натэлла Наильевна? Моди тоже сбежал?
– Да, Натэлла Наильевна! Вы что-нибудь об этом знаете?
Согласно условиям проекта, участники должны были провести в клинике еще две недели после пробуждения, чтобы свыкнуться со своими новыми телами и закрепить приобретенные навыки, связанные со здоровым питанием и спортом. Но не прошло и суток, как в группе осталось пятеро участников из семи. Неудивительно, что у оставшихся начали возникать вопросы…
– Давайте так, – сказала Натэлла Наильевна. – После завтрака у вас семинар с доктором Ларри, вот с ним и поговорите.
На семинар отправились в сад – в живописную плетеную беседку, устроенную шатром и как бы сплошь состоящую из лиан декоративного винограда. Альба уже бывала здесь прежде. Она помнила этот ужасный овальный стол, занимавший собой почти все пространство. Когда-то она едва могла втиснуться за него, а втиснувшись, невыносимо страдала, зажатая между краем столешницы и спинкой стула, который было некуда отодвинуть. После трех часов семинара Глебу и Закарии пришлось изрядно попыхтеть, чтобы помочь ей выбраться из этой постыдной западни. Сейчас стол выглядел вполне безобидно, словно музейная пыточная машина – экспонат из давно ушедшей эпохи, не имеющей к ней, к Альбе, никакого отношения. Ну, почти никакого…
– Хелло!
Доктор Ларри светился им навстречу улыбкой и энергично махал рукой в радушно-загребательном жесте: заходите, мол, заходите!
Альба вслед за Карен и Ниной поднялась на дощатый помост беседки, посторонилась, давая пройти остальным, и только тогда увидела… Увидела эти листы, разложенные на столе. Листы с рисунками – такими яростно-яркими, влажными, словно краски, которыми их нарисовали, еще не высохли. Или как если бы она смотрела на них сквозь линзу сна – необъяснимо волнующего, способного изумить душу и надолго в ней задержаться в виде некого сокровенного внутреннего события. Альбе были знакомы такие сны. Но сейчас это был не сон. Или все-таки?..
Уже в следующий миг Альба и сама не могла бы сказать, почему у нее перехватило дыхание при взгляде на эти разрозненные наброски, сделанные простым карандашом, и почему она вдруг увидела их в цвете – да еще в таком насыщенном, интенсивном.
– Что это? – невольно вырвалось у нее.
– А это, дорогие мои, маленький челлендж, – не замедлил с ответом доктор Ларри. – Садитесь, садитесь. Такой тестик на воображение… Вот перед вами рисунки. Хорошенько их рассмотрите, а потом… Нет, для начала просто рассмотрите. Прошу вас!
Все начали рассаживаться – Митя, Арсений, Нина, Андреа, Карен. Сван, озадаченно глянув на доктора Ларри, пожал плечами и тоже приблизился к столу. Листиана с Фадеем впервые отвлеклись друг от друга. Альба присела на краешек скамьи, взяла в руки листок с тремя зарисовками и углубилась в их изучение.
Нет, ей совершенно ни о чем не говорили ни этот профиль, ни это голое зимнее дерево, ни этот надрезанный арбуз, ни эти человечки, парящие над схематично обозначенной поверхностью. Профиль выглядел так, словно померещился кому-то в игре теней или в узорах на обоях, и этот кто-то просто его обвел. Дерево было как скрюченная рука.
Арбуз тоже был не совсем арбузом. Внутри у него вместо мякоти и зерен виднелись острия игл. Они торчали из продольного надреза, словно колючки морского ежа или усы-антенны целого выводка каких-нибудь техногенных тараканов. Альба поморщилась от гадливости, разглядывая эту картинку. Чей извращенный разум ее породил?
В летающих фигурках, наоборот, было что-то притягательное, некий скрытый сюжет чувствовался в самом их расположении относительно друг друга, линии горизонта, точек-звезд, рассыпанных в перспективе. Этот сюжет показался Альбе смутно знакомым. Она уже видела такие фигурки, болтающиеся над землей…
– М-м? – склонился к ней доктор Ларри, хотя Альба не сделала ничего такого, что могло бы привлечь его внимание.
Альба пожала плечами и ткнула пальцем в рисунок с фигурками:
– Похоже на то, как наши операторы летали над стадионом.
Доктор Ларри наморщил лоб. Ах да, ну конечно! Танец в невесомости, который поставила команда операторов незадолго до погружения. Больше года прошло… Неудивительно, что он с трудом вспомнил. Хотя для нее, для Альбы, это было пару недель назад.
– Действительно, очень похоже! – сказал доктор Ларри и что-то пометил в своем слимбуке. – Молодец!
На следующем листе, попавшемся Альбе, фрагментов оказалось не меньше десятка, и ни один не выглядел законченным. Словно верхушки айсбергов, выпирали из белизны листа какие-то с трудом опознаваемые, неизвестно чему принадлежащие детали: вот нечто округлое, как плечо, а вон там – завиток улитки, а здесь – странный овальный агрегат, похожий на лежащее на боку яйцо, к которому подвели кучу трубок и проводов.
Дальше взгляду Альбы предстали: восточного вида здоровяк с котом; искореженный, помятый слимбук с покрытым трещинами экраном; бегунья на фоне пейзажа с далекими небоскребами; компания шарообразных уродцев; лесная поляна – и занявший почти всю ее целиком огромный жук с растопыренными крыльями. Маленькая девочка в шляпе. В сильно великоватой ей, упавшей на нос федоре, оставившей от лица только улыбку – зато какую широченную, во весь рот! Альба помнила эту шляпу. Они называли ее «Федорино горе».
Рядом с ней шебуршали бумагой, приглушенно вскрикивали, переговаривались какие-то люди… А жизнерадостная пухлощекая восьмилетка в «Федорином горе» держала за руки двух мужчин. Самих мужчин на рисунке не было – только руки, протянутые к ней справа и слева. Но Альбе и не требовалось видеть их нарисоваными, чтобы живая картинка памяти вдруг распахнулась, выплеснулась за пределы листа и явила Альбиному взгляду всю троицу, всю ее маленькую, «чуть-чуть особенную» семью. Эрик, она и Рихард. Рихард, она и Эрик. Она – всегда посерединке, между двух своих обожаемых, невероятных пап.
«Ну что, куда теперь? – услышала она голос Эрика, в котором бесшабашность и задорная деловитость сочетались самым что ни на есть приятным образом, сулящим Альбе новые развлечения. – В Квестоманию или в Зоолэнд? А вон еще какое-то Ванильное Небо – батуты, что ли? Идем?»
