Юнна гнала мотоцикл, краем глаза поглядывая на летящую справа «лунную кожуру», и чувствовала себя невозможно, невыносимо счастливой. Все, буквально все вокруг нее было – праздником, радостью в чистом виде. Это лихое байкерское братство, чувство причастности к нему… Эта дорога-клуб. Тонкотелые высокие фонари, склонившие световые овалы лиц как бы в почтении перед их пролетающей кавалькадой. Хлипкие покосившиеся заборчики и деревянные домики за ними – вешки гибридной реальности, скрупулезно воссозданной по старым фото и видеохроникам.
Все, все происходящее с ней было праздником, карнавалом! Сердце сжималось от каких-то сладостных смутных предчувствий, впереди было лето и целая жизнь, за каждым поворотом, может статься, ждала любовь. Да, реальность этой дороги была дополненная, так называемая гибридная, но она сама, Юнна, – она-то была настоящая! Она гнала свою «Ямаху», тоже почти настоящую, по выглядевшему настоящим асфальту, и в кофре за ее спиной сидела самая настоящая живая кошка!
За двадцать километров от Москвы изолированный туб кончился, ребята перевели свои байки в бесшумовой режим и выехали на современную наземную трассу. Здесь кроме них почти никого не было, только сверху проносились аэрокары – словно дельфины над придонными рыбами.
– Уф! – выдохнул в Юннином шлеме чей-то веселый голос. – Хелло, Москоу!
Время упоения ночной трескучей ретро-ездой, понарошку опасной и не всерьез безбашенной, закончилось, настало время досужей приятельской болтовни. Шлемы вновь заполнились голосами. Кто куда отправится в Москве, кто с кем встретится и чем займется.
Юнне нужно было в Гольяново, к тете. Но до этого ей хотелось покружить в одиночестве по предрассветной полупустой Москве, побыть счастливой теперь еще и так, немножечко по-другому (да и тете было вовсе не обязательно просыпаться в такую рань). Когда проехали Сокол, Юнна спросила у Гарлика, во сколько сбор для выдвижения в обратный путь.
– А без понятия! – гаркнул тот, едва не оглушив всю компанию. – Как народ решит! Свяжемся ближе к делу!
– О'кей! – отозвалась Юнна. – Тогда на Трешке я от вас отделяюсь.
– Давай, Ю! – ответили ей. – До связи!
В ту самую минуту, когда байк Юнны свернул с Петербургского шоссе на Третье транспортное кольцо, на столе детектива Хамуса завибрировал оживший птифон – матерый поисковый зверюга, прокаченный до зубов и натасканный на обнаружение любых объектов, находящихся в постигаемом космосе. Случалось, и в непостигаемом тоже. Хамус очнулся от полудремы, протянул руку и поднес гаджет к глазам. Малыш тут же откликнулся на внимание – плоская картинка на его экранчике выплеснулась в воздух в виде трехмерного голографического превью. Хамус вгляделся в него подслеповатыми, часто моргающими глазами.
Превьюшка была изображением танцующей толпы, если смотреть на нее сверху и под углом. Полуголо-блескучий, причудливо разодетый ночной люд раскачивался и содрогался в такт какой-то музыки, едва слышной Хамусу в минимизированном звуковом режиме.
Детектив угнездил птифон в держателе, протер глаза, похлопал себя по небритым щекам и взбодрил примятую шевелюру растопыренной пятерней. Хамус не мог начать день, не приведя себя хотя бы в относительный, но порядок. «Хорошо бы проделать то же самое с комнатой», – кинув взгляд на застарелый бардак вокруг, подумал он, и эта мысль тоже была его привычным утренним ритуалом.
Привычки, традиции, повторяемые изо дня в день цепочки действий… Куда нам без них?
– Ну давай, показывай, что ты там надыбал, – благодушно-ворчливо обратился Хамус к птифону, и тот с радостным рвением домашнего питомца, приносящего хозяину тапочки, кинулся крутить-вертеть голограмму ночного заведения, увеличив ее так, чтобы глазам Хамуса предстало искомое.
– Тащи сюда, – скомандовал Хамус.
Искомое – здоровущий мужик в накинутой поверх голого торса жилетке, в узких джинсах и ботинках на босу ногу – был тут же вычленен из толпы и вынесен отдельной 3D-проекцией в середину комнаты. Ну, не совсем отдельной – справа к здоровяку льнуло полблондинки с губами, слева висело на плече полбрюнетки с ресницами. На блондинке ничего не было, кроме черных латексных шортиков и фуражки со звездой, на брюнетке – ничего, кроме ошейника и кожаной портупеи.
Сам парень выглядел изрядно потрепанным, но при этом вполне довольным.
«Вот оно как!» – подумал Хамус. Наличие двух девиц в специфическом одеянии и нескольких кровоточащих ссадин на теле парня многое проясняло. В первую очередь то, почему объект пришлось искать целую ночь вместо обычных в таких случая двадцати минут: там, откуда они только что заявились, отслеживание клиентов по антропоскопическим профилям было запрещено.
– Доброе утро, красава! – насмешливо поприветствовал Хамус этого совершенно постороннего для него человека по имени Модест Китаев, за которым ему пришлось охотиться всю ночь. – Вижу, неплохо ты оторвался!
Хамус махнул в сторону голограммы отгоняющим жестом, и Модест Китаев с девицами, стремительно уменьшаясь, отлетели куда-то в условную глубь пространства, где и рухнули все втроем на разлапистый низкий диванчик, какие обычно ставятся в клубах вдоль стен.
– Кстати, а что за клуб-то? Где это? – полюбопытствовал Хамус. Что-то смутно знакомое было в костюмах БДСМ-девушек, что-то неуловимо историческое…
Поверх общего вида танцующей и валяющейся на диванах публики тут же высветились координаты GPS и идентификационные данные: ул. Большая Лубянка, 1, з/к «Клубянка».
– Ух ты! – присвистнул Хамус.
З/к означало закрытый клуб. Чтобы в него попасть, любителю острых ощущений Модесту Китаеву наверняка пришлось выпотрошить свой eye до основания, а то и заложить его целиком.
– А миленько тут! – Хамус подался вперед в своем «умном кресле», умеющем подстраиваться под любые положения тела (подарок друзей, знающих склонность Хамуса засыпать во время работы). – Ну-ка, эффект присутствия!
Птифон послушно чирикнул, и тесная, захламленная комната Хамуса с пыльными углами, заваленными коробками из-под пиццы, рассосалась в воздухе, а перед Хамусом разверзся внутренний мир «Клубянки». Хамус оказался в самом оживленном месте, в прибарной зоне. Сквозь него тут же начали сновать голограммы с бокалами, фужерами и коньячными рюмками в руках, что было малоприятно и не очень информативно, и Хамус на своем кресле поспешил подняться повыше, чтобы все как следует разглядеть.
«Клубянка» представляла собой огромное, как ангар, затемненное помещение, стены которого по всему периметру были обнесены решеткой, разделенной на камеры-сектора. За решеткой шла своя жизнь: танцевали полуголые и совсем голые девушки; кого-то очень натурально пытали, били и расстреливали в затылок; в одной из камер стоял стол, за которым сидел человек в чем-то допотопно-военном («Френч», – почему-то подумалось Хамусу при взгляде на этого человека, хотя ничего французского в его облике не было), при усиках и бородке на аскетичном, с впалыми щеками лице.
Где-то когда-то он уже видел этого человека. Или что-то о нем слышал. Может, искал?..
