– Именно это меня в тебе и…
Он запнулся на ровном месте. И – что? И – пугает? И – заводит? И – отталкивает?
– …и восхищает, – закончил фразу Фадей.
Последние двое суток полностью изменили его жизнь. Перемены, произошедшие в нем, были сопоставимы разве что с теми невероятными метаморфозами, которые претерпело тело Лиссы за минувший год.
Истощенный умирающий аутоморф Лисса преобразилась в здоровую молодую девушку.
А Фадей получил Поток.
Да, конечно, разумеется – прежде всего он обрел любовь, они оба обрели любовь, и уже только этого было достаточно, чтобы считать эксперимент удавшимся. Или, например, чтобы вообще про него забыть. Покинуть этот дом счастливыми – вместе и навсегда; тем более что и сам проект подошел к своему логическому концу.
Да, конечно: именно любовь была главным призом. Подарком судьбы. И теперь самым естественным, что можно было сделать, так это забрать свой подарок. Насладиться им в полной мере вдали от посторонних глаз. И Фадей – да, Фадей наслаждался Лиссой. Растворялся в ней целиком и полностью. После долгих лет унылого топтания на берегу, безнадежных вглядываний в теорию, набивших оскомину гипотез и околонаучных грез, – после всех этих лет он разбежался и нырнул в него с головой. В Поток.
Потому что теперь у него была такая возможность.
Это открытие Фадей сделал сегодня ночью. Он лежал рядом со спящей Лиссой, изнывая от бессонницы и стараясь как можно реже ворочаться (отчего желание сменить позу возникало все чаще и становилось все более навязчивым), и в голове его роилось так много мыслей, что в какой-то момент это стало невыносимо. Он вылез из-под одеяла, взял слимбук и принялся диктовать в программе i-mental, расхаживая взад-вперед по комнате.
«Поток убивает. Когда мы это поняли, когда поняли, что у этого входа нет выхода, то просто закрыли дверь. Попытались закрыть… не важно… Всегда оставалась щель, и всегда находились те, кто в нее просачивался. Безумцы, самоубийцы – вот кем были для нас эти люди. Но что мы скажем теперь? Что мы скажем теперь?! Теперь, когда стало ясно, что в Поток можно не только уйти – из Потока можно вернуться! Теперь, когда возник прецедент… И, говоря о прецеденте, я имею в виду не только Лиссу! Не только и не столько Лиссу, да-да! Вот что самое поразительное! Я, кажется, говорю о себе… Кажется, я нашел способ…»
«Аутоморф, – выпив стакан воды, продолжил он чуть спокойнее. – Возвращенный аутоморф. Что он такое? Прежде всего, тот ли самый это человек, который когда-то ушел в Поток, или это нечто совсем другое? С точки зрения «я», с точки зрения личности… У меня было два предположения на этот счет. Первое: это не то же самое «я», а регенерированное, отросшее, как хвост у ящерицы, в процессе восстановления тела. А природное, изначальное «я» отвалилось и осталось в Потоке. Новое «я» похоже на свой прототип, на «я»-исходник, но не равно ему; это кто-то совсем другой. Второе предположение: «я» аутоморфа можно извлечь из Потока, вытянуть всю «ящерицу» за хвост. Сейчас я склоняюсь к тому, что из двух вариантов верен именно этот. Личность аутоморфа возвратна; душа, уже покинувшая тело, разворачивается и летит назад!»
– Но и это еще не все! – продолжал Фадей, не замечая, что начал говорить вслух. – Вместе с вернувшимся «я» мы вытаскиваем на берег нашей реальности грандиозный улов! Частицу Потока, одну-единственную его каплю, которой пропитано это «я». По сути, они теперь одно целое, «я» и капля. «Я» и Поток. Возвращенный аутоморф – это капля Потока, просочившаяся в наш мир…
– Феномен человека в том, что он воспринимает себя как герметичную, отдельную от окружающего мира систему. Я – и другие. Я – и не я. Это осознавание отдельности и есть сознание… то, как мы его понимаем… Аутоморф – это «я», переставшее быть отдельным, переставшее быть «я»…
– Возвращенный, остановленный аутоморф больше не утекает. Он вновь обретает тело, его сознание фиксируется на том, что мы называем жизнью. Он снова «я». Но частица Потока, заключенная в нем, по-прежнему остается частицей Потока. Она неотделима от его «я»; вместе они – какая-то новая, поразительная структура…
– «Я» возвращенного аутоморфа – это возможность выхода. Сохранность связи всего со всем. Это портал в Поток, и, что главное, не только для самого возвращенного аутоморфа! Не только для него одного!
Фадей успел наговорить еще много сбивчиво-путаных, сумбурных фраз, прежде чем заметил, что Лисса больше не спит и внимательно его слушает, подперев голову кулаком. Он как раз описывал альтернативный способ вхождения в Поток – через слияние с возвращенным аутоморфом, и тут Лисса сказала:
– Вау.
Ее синие прищуренные глаза искрились смехом.
– Ч-что? – растерялся Фадей.
– Вэ. Ау. Возвращенный аутоморф, – с невинным видом пояснила она. – Для краткости.
– Спасибо, – улыбнулся в ответ Фадей, продолжая испытывать неловкость и что-то вроде желания извиниться. – Я… планирую написать статью… обо всем… о нас с тобой…
Он сел на кровать рядом с Лиссой, и девушка прильнула к его бедру.
– Статья о нас с тобой… Это прекрасно, – проворковала она. – Напиши там, что я люблю тебя.
Она так делала постоянно – прижималась к нему, обвивала его руками, зарывалась лицом в его волосы и вдыхала запах. Говорила ему «люблю». Иногда Фадею казалось, что она нуждается в их неразъятной слитности даже больше, чем он. Он не понимал, почему. Ведь это же в ней Поток, не в нем… Она – самодостаточна. Идеальна.
Все, чего он желал, это быть с ней. Обнимать ее, прижимать к себе так, чтобы они вдвоем превратились в сплошное прикосновение, в человеко-осьминога, задавшегося целью обволочь и поглотить самого себя. Проникнуть, просочиться в себя сквозь кожу и слизистые, заполнить себя собой. Из двух «я» сделаться одним… Ненадолго, на доли секунды – но это оказалось возможным. В эти доли секунды, на пике близости, Фадей становился частью Лиссы и частью Потока в ней, – и не эти ли вожделенные мгновения были для него важнее всего? Важнее их с Лиссой любви, важнее самой Лиссы…
«Нет, ерунда, чушь собачья», – уговаривал Фадей сам себя. Разумеется, он любит Лиссу! Он здесь ради нее! И – разумеется же – он не может сейчас не думать о Потоке и о том открытии, которое только что совершил.
Однажды это станет достоянием всего человечества, прорывом в кибертуалистике, которая на долгие годы вынуждена была притормозить свою экспансию в смежные измерения, столкнувшись с проблемой смерти. Поток был той гранью, за которой начиналось биологическое и психофизическое разрушение человека, дерзнувшего ее переступить. Поток был непроходимым уровнем. Был. Всего каких-то два дня назад.
Фадей понимал, что его открытие перевернет современный мир, но пока что оно принадлежало только ему, и он не спешил делить его с современным миром – ни его, ни Лиссу. Ни эту полянку, укрытую шатром ветвей какого-то плакучего узколистого дерева, похожего на иву и на дуб одновременно. В светло-зеленой дымчатой листве, свисающей косицами над их головами, розовели завязи будущих плодов – словно морские коньки запутались в рыбацкой сети. И это тоже навсегда теперь с ним останется…
