– А знаешь, что меня восхищает в тебе? – игриво осведомилась Лисса, запустив пальцы в его рыжую шевелюру. – Твои глаза. Твои волосы. И еще: что ты такой романтичный. И это… и это…
Она склонилась над ним, заскользила по коже приоткрытыми, целующими губами от ключицы к впадинке живота. Через минуту Фадей, оказавшийся сверху, бережно опрокинул ее на плед.
– Листиана, – позвал Фадей.
– Да, – откликнулась она и, не удержавшись, хихикнула. – Кажется, это мое настоящее имя. Я его еще помню… Надо же!
– Твое настоящее имя очень красивое. И сама ты очень красивая… и настоящая. Я не хочу, чтобы Поток забрал тебя у меня.
Они лежали рядом, заново расстелив измятый плед и отряхнув его от мелкого травяного сора. На Лиссе была рубашка Фадея, на нем – только джинсы.
– Просто я очень люблю тебя… Целый год мы занимались тем, что восстанавливали тебя после пребывания в Потоке, чтобы ты могла вернуться к нормальной жизни. И вот теперь, получается, я готов рисковать всем достигнутым, рисковать тобой – ради Потока. Это… неправильно. И опасно.
– И я тоже очень тебя люблю, – сказала Лисса, прижимаясь щекой к его груди. Казалось, из всего им произнесенного она услышала только первую фразу.
– Что мы будем делать, любимая? Мне… очень трудно отказаться от того, что ты мне даешь. Не просто трудно, а невозможно. Ты сама это знаешь.
Лисса вздохнула, как бы разделяя его мучения.
– Тебе вовсе не обязательно от чего-то отказываться. Поверь. Не происходит ничего такого, что могло бы представлять для нас угрозу.
– Когда произойдет – будет поздно, – сказал Фадей.
И, помедлив, решился все-таки идти до конца.
– Ты что-нибудь помнишь о своей жизни до приезда сюда? Помнишь, как ты вообще попала на проект? – Лисса неопределенно пожала плечами, и он продолжил: – Тебя выбрали. Доктор Голев и я. Точнее, Голев предоставил мне возможность выбора – и обширную базу данных всех зарегистрированных на тот момент живых аутоморфов. Когда я увидел твое изображение… увидел ту тебя, которой ты была до Потока… как только я тебя увидел, мой поиск был завершен. После этого Голев провел несколько необходимых тестов и утвердил твою кандидатуру. Ты подходила по каким-то его критериям… Но главное, что ты подходила по моим. Темные волосы, синие глаза, телосложение, черты лица – все, все совпало!.. Ты была очень похожа на одну девушку, Лисенок. На девушку, которую я когда-то любил. Она ушла в Поток. Ее звали Таис Индиго.
Пока Фадей произносил эту речь, Лисса чуть отодвинулась от него и полулегла так, чтобы видеть его лицо. Если при упоминании «одной девушки» в ее глазах что-то и промелькнуло, то это явно была не ревность. И уж точно не обида, не гнев. И даже не удивление.
«Она знала, – в смятении подумал Фадей. – Она и так все знала!»
– Прости меня, – сказал он.
Он выбрал ее за сходство с Таис Индиго. Если бы не это, Лисса, возможно, не попала бы на проект. Не стала бы снова юной прекрасной женщиной. Не встретила бы Фадея. Да и вряд ли вообще была бы жива к этому времени.
Всем, что у нее есть, Лисса была обязана Таис. Какой-то неведомой для нее Индиго. Фадей был уверен, чтотакое женщины не прощают. Поэтому снова выдавил из себя:
– Прости.
Лисса опустила свои пушистые ресницы, и Фадею тут же сделалось непонятно, на чем сосредоточен ее взгляд и что он выражает. Непонятно – и от этого тревожно, не по себе. Не видеть сейчас ее глаз оказалось настоящей пыткой. Наконец Лисса произнесла:
– И ты меня прости. За то, что я сейчас скажу. Ты можешь подумать, что я говорю это из желания как-то уязвить тебя в ответ, обесценить твое признание… Но я скажу это только потому, что так будет честно. Ты был искренен со мной, и я не могу в ответ притворяться, изображая чувства, которых не испытываю… В общем, Фадей… Дело в том, что все это не имеет никакого значения. Ты даже не представляешь, насколько мало все это значит.
– С точки зрения вечности? – усмехнулся Фадей. С одной стороны он испытывал облегчение из-за такой реакции Лиссы, с другой – был действительно уязвлен. Его тайная боль, его рана, взлелеянное им за годы терпкое чувство вины, искупление которой он считал немыслимым, невозможным – пока не увидел Лиссу, – все это, как выяснилось, не имело никакого значения.
Лисса, глядя на него все тем же спокойно-ласковым, мудрым взглядом, пожала плечом:
– С точки зрения человека, побывавшего в Потоке. В Потоке все меняется. Я не стану тебе объяснять – что именно и как. Этого нельзя передать словами.
– Я и сам знаю, – сказал Фадей. – Я ведь тоже теперь могу выходить в Поток. Через тебя. Забыла?
Лисса глянула на него исподлобья с быстрым умиленным недоумением и коротко рассмеялась.
– Не могу? – нахмурился Фадей.
– Не можешь, – покачала она головой; ее синие глаза вновь искрились озорством, дразнили его и заманивали все дальше.
– Почему ты так думаешь?
– Я бы почувствовала, если бы это произошло. Я ведь твой проводник, все происходит через меня, как ты верно заметил. Я чувствую, как ты стремишься, как ты изо всех сил в меня вжимаешься, пытаешься прорваться, протиснуться в него сквозь меня… Но, любимый… Ты слишком увлекся осязательным, тактильным путем проникновения в Поток и совершенно забыл про главное.
– Про главное?
– Ну да.
Смеющиеся глаза Лиссы безотрывно смотрели в его глаза, с веселым и нежным вызовом. Вдруг что-то неуловимо изменилось. Глаза продолжали смотреть на него и оставались такими же сияюще-синими и веселыми, но теперь это были глаза Таис. Еще секунда-другая – и это снова была Лисса. У Фадея возникло ощущение, что пространство вокруг него плывет, пульсирует, как медуза, толкая себя вперед и покачивая длинными бахромчато-лиственными стрекалами.
«Ну конечно, – подумал он заторможенно, как во сне. – Как я мог забыть. Про самое главное. Вот же оно. Отражающие поверхности. Две».
Доктор Ларри открыл слимбук и вывел на монитор проекционную сетку изображений, получаемых с разных камер. Сотни крошечных разноцветных кубиков, на которых ничего нельзя было разглядеть.
– Хочу тебе кое-что показать, – сказал он доктору Голеву. – Помнишь, про что я вчера говорил? Про некое поле, которое случайно или намеренно (знать наверняка мы не можем) сгенерировали участники и которое продолжает связывать их друг с другом. Вот, а сейчас ты увидишь доказательства, подтверждающие мою теорию. Помещение три-восемь, Одиссей!
Его запрос был мгновенно обработан, и один из микрокубиков, увеличившись, заполнил собой экран. Это была комната, в которой «жил» сейчас Одиссей. Активных занятий и процедур с ним больше не проводилось; Одиссей, облаченный в белый пижамный комбинезон, полулежал-полупарил внутри капсулы релаксатора. И, разумеется, он продолжал отсутствовать.
