– Помещение ноль два, Альба, – произнес доктор Ларри.
Кубик-комната Одиссея сжался и скользнул в сторону, словно карта в пасьянсе, а его место заняла комната Альбы. Собственно, они совсем недавно там были. С тех пор ничего не изменилось: Альба все так же сидела за столом перед раскрытым альбомом, держа в руке карандаш и глядя в никуда. Глеб отдавал ей какие-то команды, на которые она не реагировала. Лист перед ней оставался белым.
– Митя и Арсений, – сказал доктор Ларри.
Указывать номер комнаты особой необходимости не было – достаточно было назвать имя человека, на которого в данный момент требовалось взглянуть. Где бы он ни находился, система мгновенно распознавала искомого и выводила его изображение с камер охвата.
Митя и Арсений предстали взгляду в виде двух бесчувственных тел. Одно тело скрючилось на кровати, второе лежало навытяжку на диване, свесив босые ступни.
– Лишь бы она не вздумала его будить, – пробормотал доктор Ларри, увидев рядом с Арсением Нину. Она держала пальцы на его запястье – считала пульс. Доктор Ларри достал птифон и отправил ей сообщение: «Ни в коем случае не будить!»
– И последняя на этом параде спящих: Листиана! Пока последняя.
На мониторе возникла картинка с камер Гномьего городка. Фадей и его подопечная лежали под деревом, укрытые никлыми, висящими до земли ветвями. Из-за этих ветвей трудно было разглядеть, спят они или бодрствуют, но через пару минут пристального наблюдения стало ясно, что они, во-первых, не двигаются, а во-вторых – не разговаривают, хоть и лежат лицом друг к другу. Спящими они тоже не выглядели – по крайней мере, Фадей, глаза которого были открыты. Что касается Листианы, был виден только ее затылок, ухо с заложенной за него прядью волос и часть щеки.
– Что это с ними? – спросил доктор Голев, вглядываясь в изображение.
– А ты как думаешь? – хмыкнул доктор Ларри. – Любовь, наверное! Пока она сладко спит, он любуется милыми чертами…
– Пока она спит, – протянул доктор Голев. – Ну и что нам со всем этим делать, Ларри? С этим твоим полем. А?.. Так ты говоришь, это некая природная аномалия, структурно измененный лоскут пространства, возникший вследствие какой-то необъяснимой коллективной синестезии? Ладно. В это я еще готов поверить. Но в то, что этот условный лоскут разумен… В то, что он проявляет себя таким образом – воздействует на нашу реальность, создает необходимые ему обстоятельства… утягивает всех назад, в гипносон…
– Не всех, – досадливо цокнул языком доктор Ларри. – В том-то и дело, что не всех.
Он назвал имя Андреа, и на экране возникла просторная, выполненная в тайском стиле спа-гостиная, с белыми лотосами и теплящимися на водных столиках ароматическими свечами. Андреа сидела в одном из маленьких каплеобразных джакузи, свесив с двух сторон руки с растопыренными пальцами. Два бота трудились над ее маникюром. Судя по шевелящимся губам Андреа, она вела с кем-то оживленную беседу, хотя в комнате никого, кроме нее и ботов, не было.
– Сошла с ума? – предположил доктор Ларри. – Тоже своего рода сон: сон разума. Тогда у нас все сойдется.
Он шутил, конечно, но от доктора Голева не укрылась едва заметная безуминка надежды, промелькнувшая в его шутке.
– Я думаю, все проще, – сказал доктор Голев и отдал голосовую команду: – Спа-гостиная, звук.
Тут же иллюзия умиротворенности и покоя, которая возникала при взгляде на эту картинку в беззвуковом режиме, была взорвана пронзительно резким мультяшным голоском: «Да-да-да, даю, три раза в неделю! Не беспокойся! Кэт передает тебе привет!! И Нилка тоже! А Лина и Жужу где-то бегают, только что были здесь, уже ускакали!»
– Убрать звук! – взмолился доктор Голев.
Вопли мультяшного Пиноккио тут же оборвались.
– Ну что ж, – подвел черту доктор Ларри. – Пятеро из семерых спят. Одна бодрствует. Еще об одном ничего неизвестно… кстати, совсем ничего?
– Ирвин звонил полчаса назад, сообщил, что вроде бы снова напал на его след, – поделился информацией доктор Голев. – В агентстве аэрокаров.
– Модест снял аэрокар и улетел в неизвестном направлении? – удивился доктор Ларри. – Ну, дела!..
– Будем надеяться, что поле не накрыло его прямо во время полета.
– А я уверен, что он использует аэрокар в качестве койки! Дрыхнет сейчас неведомо где, между небом и землей, а заодно куда-то летит.
– Осталось узнать, куда, – кивнул доктор Голев. – И как все это связано с другими спящими… и неспящими, – добавил он, бросив взгляд на картинку из спа-гостиной, где Андреа продолжала щебетать по птифону о своих кошках, разглядывая свежеокрашенные ногти на руках и подставив ботам теперь уже ноги.
Доктор Ларри закрыл слимбук, автоматически глянув на светящиеся в правом нижнем углу цифры. На часах была половина первого.
4. Проект «Молодость»
Была половина первого. К этому времени Натэлла Наильевна уже начала выдыхаться. Тренировочная плотная майка на ней покрылась пятнами пота, волосы растрепались, фильм «Красотка», который она поставила себе вместо очередной живописной муви-панорамы, подходил к концу. А злость в ней все кипела, не утихала. Злость, вызванная Алексом, Глебом, и этим чокнутым кривлякой Ларри, и этой дурехой Альбой… Все они просто выбесили ее сегодня, просто вот окончательно довели!
Она просто хотела помочь, ускорить процесс включения! Дело ведь совсем не двигалось с мертвой точки. Альба тупо смотрела на раскрытый перед ней альбом, ее рука вяло удерживала карандаш, несколько раз грифель даже коснулся листа бумаги, но вряд ли это что-то значило.
И тогда Натэлла Наильевна склонилась над ухом Альбы и внятно произнесла: «Папа Эрик. Папа Рихард».
Ни один мускул не дрогнул на лице Альбы.
Зато Глеб сразу же взъерепенился. Разговаривал с ней в таком возмутительном тоне, что они, эти двое, Алекс и Ларри, просто обязаны были вмешаться. Они и вмешались, но не совсем так, как должны были. Они поддержали Глеба. И попросили ее уйти. Алекс попросил. Вежливо, но настойчиво.
И тогда она ушла. И хлопнула бы дверью, если бы двери не были автоматическими.
Обычно бег помогал. В случаях, подобных этому. Бег – и какой-нибудь старый фильм, комедия или мелодрама из тех времен, когда они с Голевым еще даже не родились. Эти фильмы столетней давности хоть и были отформатированы под современные носители, но не годились для погружения и были предназначены только для просмотра. Это и нравилось в них Натэлле Наильевне. Их можно было просто смотреть.
Но сегодня не помогали ни бег, ни фильм.
Большеротая долговязая красавица в пиджаке и джинсах уже сияла улыбкой навстречу своему принцу, взбирающемуся к ней по лестнице с букетом цветов в зубах, а Натэлла Наильевна даже не улыбнулась. Не говоря уже о том чтобы пустить слезу.
Фильм кончился. Какое-то время она бегала с видом на титры, ползущие по черному фону, затем наугад поставила новый фильм.
