Та резко развела руки в стороны. У платья оказались широкие крылья-рукава, и она, взмахнув ими, в одно мощное волнообразное движение унесла себя вверх. Удар торнадо пришелся по ее птицедиску, который тут же превратился в живого чибиса, растрепанного и взъерошенного, и с диким истошным чириканьем бросился улепетывать в сторону Леса.
Наблюдавший все это Рыжик на мгновение забыл и об утесе с мальчиками, и о дуэли воль со своим орланом – и это мгновение оказалось решающим. Оно еще не успело закончиться и унестись в прошлое, а Рыжик уже летел в будущее, влекомый стремительно сматываемыми троссиками когтемета.
Под тучей, в зоне действия торнадо, остался только Хпр с бесполезным лисьим хвостом в руке. Его трясогузка изнемогала. Ее мотало из стороны в сторону, и только это мешало торнадо в нее попасть. Бедный Хпр, зажмурив глаза, обреченно похрюкивал. Еще через секунду вернулась Тивц и попыталась взять товарища на буксир, ухватившись за кончик все того же многострадального Рыжикова хвоста, и у нее почти получилось, но маленький смерч не дал им уйти далеко – у самого края тучи он вовлек их в свой круговорот, закружил и разметал в разные стороны, а сам умчался – втянулся обратно в тучу. Кажется, хвост Рыжика он прихватил с собой. Падая спиной вниз в дымчато-серую чадящую неизвестность, Хпр видел, как под самой брюшиной тучи трепещет и бьется что-то огненно-рыжее, похожее на одинокий осенний лист.
* * *
Он ждал их на каменном валу, в том месте, где упал притянутый троссиками орлан. Когти механизма до сих цеплялись за бугристые выступы одного из булыжников, образующих вал. Сам орлан подобно воздушному змею парил сейчас в вышине, нарезая круги и являясь (Рыжик очень на это надеялся) ориентиром для заблудившихся, но оставшихся в живых (Рыжик в этом не сомневался) членов его команды. Которые наверняка уже где-то рядом. Рыжику не хотелось думать о том, что ему следует делать, если они не появятся.
И они появились. Правда, не все.
Первой, хромая, приковыляла Тивц. Она была без клюва и вся перепачкана грязью, но Рыжик узнал ее по синему платью-пончо с широченными рукавами. Платье, правда, превратилось в сплошные лохмотья.
– Как ты? – спросил он, вставая ей навстречу.
– Нога болит, – пожаловалась Тивц. – И, кажется, я вывихнула плечо.
– Потерпи немного, сейчас все соберутся, и мы уйдем с этого уровня. Наедимся блинчиков и все забудем.
Тивц посмотрела на него непонимающе. Видно было, что она пытается найти что-то в своей голове, но вряд ли эти попытки привели к успеху.
– Вот, присядь пока, – сказал Рыжик и помог ей устроиться в тени крутолобого замшелого валуна, привалившись к нему спиной и вытянув ноги.
Потом появился Фьюти. Он был явно не в себе: утверждал, что шел сюда больше года. По мнению Рыжика, это была какая-то чушь, хотя длинные космы и борода, которыми оброс Фьюти, а также перекинутая через плечо связка сморщенных закоричневелых фруктов, свидетельствовали вроде бы в его пользу.
– Не веришь – ну и не верь! – надулся Фьюти, когда Рыжик выразил сомнение в его словах. Усевшись под валун рядом с Тивц, он принялся грызть свои сухофрукты, оторвав несколько и для Тивц. Рыжику он демонстративно ничего не предложил, ни единой сушеной фиги. Ну и ладно. Уже и на том спасибо, что Фьюти больше не воображал себя сержантом из «Коммандос» и не называл его сэром.
Последней явилась Зильда. Она была очень плоха, стонала и держалась за голову. Ее лицо было в ссадинах и разводах грязи и то и дело искажалось болезненными гримасками, и все же Рыжику удалось уловить в нем знакомые черты. Смутно знакомые. Очень смутно.
– Зильда, – обратился он к ней, когда она улеглась на плоском продолговатом камне и прикрыла глаза. – Извини, что лезу к тебе с этим именно сейчас, но потом мы все забудем и я уже не спрошу… Помнишь, когда мы летели, ты назвала меня – Расников? Что это за имя такое – Расников? Откуда оно?
– С праздником?.. И тебя с праздником, – пробормотала Зильда как в бреду. И окончательно отрубилась.
– Кажется, нам придется ее тащить, – сказал Фьюти.
– Дотащим, – сказал Рыжик. – Тут недалеко. Только дождемся Хпра.
Но Хпра они так и не дождались.
6. О чем помнят клетки
Доктор Голев и доктор Ларри брели по тенистой сакуровой аллее, обсуждая увиденное. А именно – лежащих в необычном ступоре Фадея с Лиссой, которых они только что имели удовольствие лицезреть вживую и почти вплотную – с расстояния в несколько шагов. Голев хотел было подойти еще ближе, но доктор Ларри коснулся его плеча и покачал головой.
– Ларри, мы не можем их так оставить. Я должен хотя бы…
– Тс-с! – Схватив шефа за рукав, Ларри потащил его назад из-под древесного полога.
– …убедиться, что они в порядке.
Доктор Ларри извлек из кармана один из своих универсальных приборчиков, наставил на Фадея с Лиссой и через секунду отрапортовал:
– Пульс и давление в норме у обоих, мозговая активность – присутствует. И даже более чем. Я бы сказал: зашкаливает.
– Интересно, с чем это связано? – пробормотал Голев. – Что с ними происходит, как ты думаешь?
– Они смотрят друг на друга. Это то, что я вижу. Они продуцируют поле, целиком и полностью вовлечены в это действо, вот откуда такой высокий показатель нейроактивности. Это то, что я могу предположить.
– Да, но… почему они так выглядят?
– Как?
То ли доктор Ларри валял дурака, то действительно не видел, что двое людей, лежащих под деревом, выглядят неестественно, ненормально… И дело не только в их странной неподвижности. Такую неподвижность, в конце концов, можно изобразить. Замереть намеренно, как в стоп-кадре. Но как изобразить эту легкую смазанность двух силуэтов на фоне безупречно прописанной, четкой реальности? Чем объяснить ощущение, будто смотришь на что-то, пойманное в движении, разогревшее воздух вокруг себя до зыбкого струйчатого дрожания?
Лежащие друг против друга Фадей и Лисса совершенно не монтировались в окружающее пространство. Они были не отсюда – и тем не менее были здесь. И от этого сгустка инородности, вкрапленного в окоем, доктора Голева не оставляло желание протереть глаза, а затем протереть их опять, и снова… А еще лучше – подойти к влюбленным и потрогать их руками. Погрузить руки по локоть в эту мутную низкокачественную проекцию и убедиться, что никого здесь нет. Никого, кто состоял бы из плоти и крови.
– Ты уверен, что они настоящие? – наконец дозрел Голев до прямого вопроса.
Доктор Ларри в ответ на это сделал вытянутое лицо.
– Думаешь, я замерил частоту пульса у голограммы?
– А тебе не кажется… У тебя не возникает ощущения…
Нет, доктору Ларри ничего такого не казалось. И ощущения не возникало. Возможно, проблема была в самом докторе Голеве – в его способе отрицать то, что не может быть принято. Возможно, подсознание таким образом пыталось ему намекнуть: ты начинаешь верить в то, чего нет и быть не может; протри глаза! Не дай заморочить себе голову безумными теориями!
