— Ты жалкий трус! — пролаяла Белла. — Ради спасения собственной шкуры ты согласился стать Омегой у Свирепых псов, которых ненавидел! Ты покрыл себя вечным позором, предатель и лжец!
Но Альфа лишь с презрением смотрел на свою беснующуюся стаю, кривя губы в издевательской ухмылке. Ненависть застучала в висках Счастливчика.
«Предатель! Ты за это заплатишь, не будь я Счастливчик!»
Он присел на задние лапы, приготовившись к прыжку.
— Довольно! — вдруг раздался громкий голос со стороны возвышения.
Все глаза обратились туда. Гроза, окровавленная и раненая, стояла на краю платформы, гордо подняв голову.
— Не сражайтесь с ним. Ему только этого и надо, они только этого и добиваются, — пролаяла она. — Неужели вы еще не поняли? Даже если вы одолеете Альфу, мы все равно останемся в меньшинстве. — Гроза повернулась к Стали, смерила ее брезгливым взглядом. Желваки заиграли на ее челюсти, но голос прозвучал твердо и спокойно: — Я сделаю то, чего ты так хочешь, — медленно процедила Гроза. — Я сражусь со своим братом. Но только если ты дашь слово без боя отпустить мою стаю.
Глава XXIII
Глаза Стали радостно заблестели, она запрокинула назад голову и испустила победный рык.
— Эй, — приказала она, закончив рычать, — приготовьтесь к Суду Ярости!
Альфа как будто не услышал ее. Взбежав по ступенькам на возвышение, он медленно приблизился к Грозе и заглянул ей в глаза. Злобное рычание заклокотало в его волчьей глотке:
— Сдавайся, Злоба! Сдавайся, пока я не заставил тебя сделать это!
Сталь гневно посмотрела на него:
— Знай свое место, Омега!
Полуволк послушно опустил голову.
— Прости, Альфа.
— Сидеть! — рявкнула Сталь, оскалив зубы в жестокой улыбке.
Не веря своим глазам, Счастливчик смотрел, как их бывший вожак униженно повинуется. Теперь он начал понимать, что полуволк не лукавил — он искренне верил, что присоединился к победителям, что его бывшая стая обречена и вот-вот превратится в падаль. Дрожь пробежала вдоль хребта Счастливчика, перед глазами вновь всплыла белая вьюга в черной ночи.
«Собачья Гроза… Неужели Альфа прав и все случится прямо сейчас?»
Голос Стали вывел его из мрачных раздумий.
— Живо, все прочь со сцены! — пролаяла она.
Свирепые собаки опрометью бросились к лестнице, Дикая стая испуганно попятилась, но на них никто не обращал внимания — по крайней мере, пока. Свирепые псы организованными шеренгами прошли между рядами кресел и забрались на них, чтобы видеть, что происходит на возвышении — сцене, как назвала это сооружение Сталь.
Теперь там остались только Марта, Гроза и Клык.
— Слезай! — прошипела Сталь.
Марта даже не взглянула на нее, она смотрела только на Грозу и о чем-то негромко просила ее. Счастливчик не слышал слов, но в этом и не было необходимости, он и так знал, что Марта умоляет Грозу отказаться от поединка.
Гроза только помотала головой.
— Не волнуйся, я справлюсь, — твердо сказала она.
Грустно повесив голову, Марта молча сошла вниз по ступенькам.
Дикая стая сгрудилась в проходе возле кресел, подальше от свирепых псов. Некоторые собаки влезли на сиденья, другие встали на них передними лапами, чтобы лучше видеть, что происходит на сцене. Когда Сталь неторопливо поднялась на сцену, в зале воцарилась мертвая тишина.
Сталь с торжествующей улыбкой встала между братом и сестрой.
— Гроза пройдет через Суд Ярости, — громко провозгласила она. — Если она сумеет не дать волю своей подлинной сущности, я позволю ей уйти отсюда и забрать с собой эту стаю отбросов. Но если она проявит себя настоящей Свирепой собакой… — тут Сталь недобро ухмыльнулась, — тогда ей придется сразиться с Клыком насмерть, убить его и получить право вступить в нашу стаю.
Пернач и Кинжал радостно завыли, а Счастливчик стиснул зубы, подавив стон. Гроза была измучена и изранена, на ней не было живого места. Она была обречена.
Сталь повернулась к своей стае:
— Давайте сделаем поединок еще более захватывающим! Я хочу слышать, кому вы желаете победы в этой схватке. Кричите громче.
Свирепые! Покажите бойцам, что вы в них верите!
Свирепые псы залаяли, хором выкликая имя Клыка. Когда Сталь спрыгнула со сцены и присоединилась к ним, лай превратился в дикую ритмичную песнь:
— Клык! Клык! Клык! Клык!
Молодой Свирепый пес начал кружиться перед сестрой, то и дело делая резкие выпады вперед, чтобы схватить ее зубами за лапы. Счастливчик вскочил на кресло, чтобы лучше видеть, хотя с трудом заставлял себя не отворачиваться. В отличие от своей израненной сестры, Клык был полон сил и не испытывал усталости. Это было нечестно!
Гроза вырвалась и попятилась в сторону. Клык тут же ринулся на нее, не давая передышки. На этот раз он забросил лапы ей на шею и стал рвать зубами за уши, а бедная Гроза завертелась ужом, пытаясь защитить глотку. Вот она вырвалась и боднула Клыка головой, так что тот отлетел на три шага назад, но при этом даже не попыталась укусить его.
«Она не поддается, — с невольной гордостью подумал Счастливчик. — Она только защищается, но не причиняет ему боли».
Тут кто-то забарабанил лапками по ноге Счастливчика. Опустив голову, он увидел маленькую Солнышко, глядевшую на него с красной шкуры, устилавшей пол зала.
— Что там? — пропищала малышка, которая была слишком мала, чтобы вспрыгнуть на сиденье. — Как там Гроза?
Счастливчик скосил глаза на сцену. Клык с разбега врезался Грозе в бок. Она упала и тут же снова вскочила на лапы, но было заметно, что силы ее на исходе.
Счастливчик снова посмотрел на Солнышко.
— Она очень старается, но ей нужна наша помощь.
— Что же мы можем сделать? — горестно прошептала малютка.
— Мы можем ее подбодрить!
Солнышко радостно закивала.
— Ой, Гроза! Ой-ой-ой, Гроза! Гроза! — завизжала она, мячиком подпрыгивая на месте. Поначалу ее голосок утонул в дружном реве Свирепых псов, но Солнышко не сдавалась, а потом к ней присоединился и Счастливчик. Вскоре вся Дикая стая последовала их примеру, выкрикивая имя Грозы.
Молодая Свирепая собака услышала их голоса. С новыми силами она отскочила на несколько шагов, вскочила на задние лапы и бросилась на брата, опрокинув его на пол.
Счастливчик посмотрел на Лапочку, которой высокий рост позволял следить за поединком с пола, не залезая на сиденье. Но она не смотрела на сцену. Ее взгляд был прикован к Альфе, а в глазах застыли боль и недоумение.
