– Не пугай, внучка! Что случилось?
Василиса снова рассмеялась, но на этот раз голос ее звучал не столь уверенно.
– Просто ответь, что можно будет тебя разбудить.
– Ах, конечно! Если до этого я не умру от любопытства.
После одиннадцати ушла к себе и мама, а Василиса вышла во двор и села на лавочку под яблоней, не зная, что и думать. В голову лезли печальные мысли: что, если родителям удалось уговорить его не расторгать помолвку с Марьяной? Что, если семья Марьяны придумала что-то, чтобы сохранить их союз? Что, если Митя вдруг сам понял, что его истинный путь пролегает далеко от Василисиного? Ведь не зря же место, где она родилась, звалось Небывалым тупиком. Судьба приводила сюда тех, с кем жизнь однажды сыграла злую шутку. В каждом доме можно было услышать печальную историю любви, узнать о большом горе или внезапной потере, которая перевернула жизнь навсегда. Нет, люди здесь не сдавались. На то они и были Светлыми магами, чтобы знать свой путь и следовать ему с гордо поднятой головой. Они понимали, что в Небывалый тупик их привели собственные действия. Несправедливым это казалось лишь тем, кто в здесь родился. Однако именно дети приносили радость всей улице. Благодаря им Небывалый тупик оживал и расцветал. Василиса помнила, что ее маленькую любили и баловали все соседи. Ей разрешалось заходить в любой дом и играть в любом саду. Валерий Павлович читал ей сказки, а дама напротив шила нарядные платья. Василиса росла с полным ощущением счастья, и это детское счастье передавалось всем взрослым. Теперь в Небывалом тупике подрастали еще две крохи – Маруся и Антоша, а недавно в доме на самом краю улицы родился Степа.
Василиса поежилась. Эта ночь оказалась гораздо холоднее предыдущей. Россыпь бутончиков уже набухла на ветвях черемухи. Небывалый тупик затих, лишь вдалеке еще слышались лай собаки да чей-то смех. Василиса смотрела на чистый небосвод, но ее взгляд постоянно соскальзывал к дороге, замечая пустоту.
Приближалась полночь. Василиса слушала тишину и пыталась отгонять мысли о Марьяне, Мите, Анисье, об их родичах и обо всем, что могло произойти на Вече. Она пыталась представить, что бы сказал Митя ее маме и бабушке, если бы все же пришел. А они? Что бы сказали они?
Она снова взглянула на дорогу, потом на небо. И только через мгновение сообразила, что по дороге кто-то идет. Она бросилась к калитке.
Куколь скрывала лицо человека. Сердце дрогнуло: что, если нагрянула Марьяна? Кто-то из Митиной родни или Долгоруких? Василиса отшатнулась. Из-под капюшона раздался смешок:
– Эй, ты что? Испугалась?
Митя вошел в сад, обхватил ее руками и укрыл сверху плащом.
– Я подумала, вдруг это кто-то другой…
– Прости, что так поздно! Сегодня столько всего произошло, что я даже не знаю, с чего начать. Надеюсь, ты не подумала, что я сбежал?
– Ну… – протянула Василиса, понимая, что врать бессмысленно.
– Ага! И, наверное, уже написала язвительную статью для «Тридесятого вестника» про то, какие ветреные эти богатые наследники?
– О Ярило, почему никто не подкинул мне эту идею раньше? Не тратила бы время зря!
– А что ты делала?
Она указала на лавочку под деревом. Митя выпустил ее из объятий и скинул капюшон.
– Ты ждала меня? Все это время? – удивленно проговорил он. – Признавайся, ты была не одна? Наверняка внук вашего соседа ошивался вокруг!
– Было дело, но не уверена, что он тебе соперник – Антоше всего пять.
– Да нет, другой внук другого соседа! Какой-нибудь Тимоша, которому двадцать пять!
Василиса снова прыснула и повернулась к Мите. Смех ее тут же оборвался, а брови озадаченно дрогнули.
– Ты почему такой бледный? Тебе нехорошо?
– Если честно, отвратительно. Я не спал с тех пор, как мы вчера расстались, и денек сегодня выдался так себе. Но постой, я расскажу по порядку.
– Идем в дом! Мы оставили тебе пирог, да и чайник еще горячий.
– А твои уже спят?
– Я обещала разбудить их, как только ты придешь! Но разговор можно отложить и до завтра.
– Нет, лучше сказать сейчас. Я все равно не смогу спать, пока не пойму, как нам быть дальше.
Порожек под ногами скрипнул. Митя словно издалека улавливал непривычные запахи чужого дома и тугих круглых почек черемухи. Он коснулся входной двери и вдруг отметил, что дом откликнулся. Василиса юркнула в темноту под его локтем, но он не сразу оторвал пальцы от двери. Несколько слоев потрескавшейся краски скрывали историю, как и стены, которые, оказывается, были вовсе не такими ветхими, как казалось на первый взгляд. Мите подумалось, что этот дом оберегает своих Земляных колдуний, словно заботливый отец, и откликнулся он именно на появление чужого мужчины, имевшего виды на одну из них. Ощущение было удивительное, любопытное. Но заострить на нем внимание не удалось – события сегодняшнего дня уже начали догонять.
Василиса усадила Митю на диван. Он вспомнил, что в этой комнате отмечали бабушкин день рождения, а значит, это было что-то вроде гостиной или столовой. Тогда он не запомнил обстановку и теперь разглядывал ее так, будто увидел впервые. Василиса принесла пирог и села рядом.
– Позову бабушку с мамой.
– Подожди, мне надо отдышаться.
– Случилось что-то… плохое? – Василиса вдруг прекратила улыбаться, ее теплая рука легла на его ладонь. Он поглядел на нее, по привычке едва не ответив незначительной шуткой, но сквозь ее глаза смотрел лес. Бескрайний и мудрый, принимающий. Огромный настолько, что не объять взглядом и не осознать до конца. Лесу не нужны были маски. Перед лесом не нужно было никого изображать. Ему вспомнились и холодный взгляд матери, и непоколебимый тон отца. Он хотел рассказать про Марьянино проклятие, про предательство Звездинки, про Рубцову, по чьей неосторожности погиб Святогор, но никак не мог отделаться от самого яркого воспоминания: мама смотрит прямо на него, но как будто не видит, отец слушает его, но как будто ему не сочувствует. Это и было тем по-настоящему плохим, что сегодня произошло. Это было тем, что почти невозможно вынести. В носу защипало, под ресницами собралась горячая влага. Митя закрыл глаза, и слезы покатились ручьями.
– Я с тобой, – прошелестел лес. – Я буду рядом, что бы ни произошло. Я – твоя опора.
Митя уткнулся в ее плечо. От ее волос пахло хвоей и влажной травой, от кожи – сладким лабазником. Так пах лес на рассвете. Так лес дышал – размеренно и глубоко, разливая внутри тишину. Так ослепительно-золотое солнце всходило внутри него, рождая любовь, которая связывала все в этом мире. Митя был частью этого леса, всегда был. Всегда видел его отблеск в ее глазах, всегда откликался на него. И пока они переплетали руки-ветви, сидели, соприкоснувшись лбами, все темное отступало.
Когда Василиса отстранилась, было ясно, что она без слов знает обо всем, что случилось, чует его дикую боль, словно волчица – кровавый след раненого. Он пообещал рассказать подробности позже. Пока у него остались силы только на разговор с ее родными, и она ушла их будить.
