Василиса задержала вдох. Мысли Муромца обрывками вспыхивали в ее голове. Каждый удар, который сшибал его с ног, отдавался у нее внутри, но пошевелиться она не смела. Только-только он наконец появился в ее жизни – с его звонким заразительным смехом, с горячим телом, гибким и сильным, с нежностью маленького мальчика и спокойной мудростью старца. И вот сейчас она могла потерять его навсегда. Он не был подготовлен к такой борьбе, никто его подобному не учил. Защита главной наставницы и таинства Посвящения могла обернуться для него смертью. На глазах Василисы блеснули слезы, но она не утратила контроль: вся ее сила до последнего бежала к нему. Пусть он заберет ее без остатка. Да, убьет Берендея. Да, испачкается в крови и не сможет больше найти путь в города Светлых магов. Но будет жив. Пусть останется жив. Она уйдет вместе с ним, последует за ним куда угодно.
Сквозь бой крови в ушах и тяжелое дыхание долетел настойчивый перестук. Митя зажмурился, хотя в последний миг и заметил рассекшую воздух лапищу с огромными когтями. Удар опять свалил его, в голове загудело, хрустнуло в позвоночнике. Стук неумолимо нарастал. По сравнению с тем, что этот стук рождало, Берендей больше не казался страшным противником. Лучше пусть он вгрызается в его шею, молотит лапами, когтями рвет кожу – все равно останется крошечный шанс выжить. То же, что двигалось через туман, больше не подчиненное контролю Водяной, шанса такого не оставит. Не было еще таких заклинаний и такой физической силы, которые могли бы остановить Лихо. Когда-то очень давно его смогли усыпить, заставили смотреть сны о Заречье. Провинившиеся воспитанники слышали его возмущенные бормотания на Кудыкиной горе, но каждому было ясно: это лишь морок, а не голос настоящего Лиха, потому что Лихо не разговаривает, Лихо не дышит, оно не размышляет и не стремится к тому, что дорого колдунам. Лихо – не существо и не дух, оно что-то, появившееся на стыке жизни и смерти, что-то, что невозможно объять сознанием и с чем смириться можно лишь во сне. Потому Митя закрыл глаза и притворился спящим.
Берендей с размаху пнул его, брюхо обожгло, но он не двинулся с места. Лихо надвигалось оттуда, где началось Посвящение. Полина наказала ему защищать воспитанников и запретила их трогать. Но она ничего не говорила ни об остальных жителях, ни о Темных магах. И теперь Лихо шло туда, где кипела жизнь. Значит, и Велес, и юные колдуны оставались под защитой: надо было беспокоиться только о себе.
Берендей хрипло взвыл, Митя расслышал обрывки слов и рявкающий смех. Медведь грузно разворачивался, намереваясь пуститься сквозь туман к Медведице, с которой мечтал разделаться. Он почти уже прыгнул. Митя предугадывал его недоумение, его раздражение, нетерпение и, наконец, панику. Земля дрогнула, огромные лапы топнули сначала с одной стороны, потом с другой, словно исполин заметался. Клекот раздался совсем близко. Где-то в шерсти на Митиной шее подрагивал крошечный медальон, и от его пульсации унималась кровь на разодранном боку, переставало саднить под глазом и в носу. Но целительский оберег не мог защитить от ужаса.
Жалобно рыкнул медведь, так и не сумевший никуда убежать. Застучало и хрустнуло так, что к Митиному горлу подкатила тошнота. Живое существо неподалеку от него мучительно взвыло, вой перешел в нечленораздельные человечьи крики. Захлюпало, застрекотало. А потом стихло.
Что-то опустилось над Митей, словно сама вечность пыталась заглянуть в его сомкнутые глаза. Что-то прислушалось к его размеренному, лишь иногда срывающемуся дыханию. И это что-то, не знающее ни лукавства, ни хитрости, ни человеческой изворотливости, поверило в его сон и сгинуло в тумане.
– Освободи меня! Преврати меня! – умоляюще провыл незнакомый голос, словно исходивший прямо от светлых цветов, усеявших округу. – Преврати меня, и я остановлю их!
Он увидел мир глазами Маргариты, но она не смотрела на то, что происходит на вершине, внимание ее скакало по дороге, деревьям, обрывкам тумана, металось к реке и обратно. Она искала Водяную колдунью. И не находила.
– Ай! – раздался крик: это Василиса, сбитая чьи-то заклинанием, рухнула в траву. Митя подскочил и, перепрыгнув истерзанную шкуру – все, что осталось от Берендея, – кинулся к Кудыкиной горе.
Анисья же неслась к Дороге желаний, вдоль которой висели Полинины зеркала. Она чувствовала множащуюся пустоту внутри и явственно ощущала, как одно звено их Союза тает, пропав из реальности. Она спрыгнула с Окрошки и подскочила к осинке, на которой легонько покачивалось зеркало.
– Полина! – крикнула она, не зная, что еще сделать. – Полина!
В отражении, заслонив ее перепачканное пылью лицо, вдруг ощерилось и тут же исчезло незнакомое женское. По поверхности пробежала тонкая трещина.
– Нет! – Анисья кинулась к следующему зеркалу и застала тот же самый промельк. Лицо не принадлежало живому человеку, оно походило на посмертную маску известной ведьмы прошлого, давно сгинувшей. – Полина! Она ищет тебя! Полина!
Сквозь тьму и тяжелые удары сердца прорезались голоса. Выл камень и выводил ее имя, сверкая вкрапленными кристаллами. Хрипел ветер, гневливо разметывая листья.
– Преврати меня! – навязчиво вторгался голос чудища, существа, которое не смогла бы создать и сама природа, но смогла магия.
– Да кто же ты? Где ты? – раздраженно вскрикнула Маргарита. – Как превратить тебя? В кого?
Скрипнула дверь наставнической и, споткнувшись о порожек, по поляне заковылял Илья Пророк.
– Вы-то куда! Спрячьтесь!
– Преврати меня! – вдруг прошамкал он.
И на мгновение все сменилось пустыней, потерявшей краски. Ничего не было, кроме тонкого полумесяца, раной расколовшего небеса, и далеких размытых образов: медведя, кувыркнувшегося и превратившегося в парня с длинными волосами, вскидывающих руки крохотных человечков. Единственным ярким пятном стоял перед ней старик со слезящимися, почти слепыми глазами. Сухой, слабый телом, в прошлом отменный мастер, великий волхв. Не человек и не зверь, не рептилия и не бог. Все вместе. По ее воле ставший таким.
– Преврати, сестрица! Дай заплатить долг.
– Почему же не сам?
– Не пришла пора. Мне теперь все труднее и труднее. Коли была бы лафелия…
Маргарита развязала тесемки мешочка, который носила талисманом, вынула оттуда сухую веточку и протянула ему.
В этот миг все вернулось на круги своя: грозные тучи скучились над холмом, что-то кричали люди, а пустота от исчезновения Водяной колдуньи разрасталась.
– Как превратить одно в другое? – спросила Маргарита. – Как заставить проявиться суть? Я вижу тебя! Я помню тебя! Но я не знаю, что надо делать!
– Подсобила бы гречка…
– Гре-е-ечка? – Она схватила его за костлявые плечи и яростно встряхнула, готовая силой выбить из него ответ. Нет, только не сходи с ума, старик! Только не сейчас!
«Гречка! – раздался Митин голос в ее голове. – Моя корова!»
* * *
Анисья бросилась через кусты, разыскивая Полинины зеркала. Ветер нес ее, подымал под руки, отрывал от земли. Ветки царапали по лицу, шее, а потом расступились, подчиненные воле Василисы. Анисья прошмыгнула меж березовых стволов, влекомая бликом, и чуть не наскочила на Севу, который бежал туда же, но с другой стороны.
