– Тебе не пришлось бы их задабривать, ты и сама Огненная, – добавила Леля. Она, в отличие от Агаты, смотрела прямо, хотя слепота и не позволяла ей увидеть собеседницу.
Летели часы. Гости искали места, пересаживались, выстраивались в очередь, чтобы обнять Василису с Митей. Полонея Златовласка спела несколько песен на разных языках, Василий же выдергивал кого-нибудь из толпы, и тогда сыпались новые тосты. Потом Златовласка снова взяла на себя роль ведущей, а на сцену вышла другая группа. Полина так плясала, что пару раз чуть не свалилась с ног, захлебываясь хохотом от того, какие нелепые движения они с друзьями выдумывали прямо во время танца. И подпевала, даже если совсем не знала слов. В эти минуты существовали только она сама, ее сбившееся дыхание, отменная музыка и полное счастье. В веселье участвовали все: молодожены, их приятели, родители, наставники, но самое главное – Сева. Он сам взял ее за руку и повел танцевать, а она сама сразу же прижалась к нему так пылко, что обоим все сразу стало ясно, и весь следующий час они с трудом сопротивлялись притяжению, через силу отводили друг от друга глаза. Когда приходилось возвращаться на места для поздравлений, их пальцы встречались под столом, а потом Севины вдруг оказались на ее коленке. Дима Велес, сидевший рядом, совершенно точно заметил их торопливую возню, но только усмехнулся. И вот снова были танцы, и снова смех, и сбивчивое дыхание, и Полина уже опять куда-то следовала за Севой. Они ловко увернулись от нескольких раскинутых рук, спрыгнули с помоста, скользнули к кафе, свернули за его угол и оказались под кронами двух разлапистых груш. Площадку для танцев отсюда было отлично видно, а вот их самих с нее – нет. В стене удачно подвернулся выступ, в обычные дни служивший полкой для цветочных горшков: Сева усадил на него Полину, протиснулся между ее коленей и принялся целовать в губы, в щеки, шею и снова по кругу.
Александр бывал лишь на свадьбе брата, но сегодняшний день совершенно не походил на тот, и это радовало. Печальные воспоминания и так повсюду его преследовали.
Это кафе он, в отличие от многих гостей, хорошо знал. Помнил его еще с детства – темноватым, укромным, с витражной вставкой над дверью. Такая же была и в Белой усадьбе, только внушительная – настоящее произведение искусства. Здесь же – небольшой полукруг с несколькими цветными стеклами, но блики от них казались не менее волшебными. Они с Игорем прибегали сюда за свежим хлебом, и хозяйки всегда угощали их пирогом. Колдуньи узнали его и сейчас. Такого количества гостей они никогда не видели, поэтому сбивались с ног, чтобы рассадить всех и накормить, и он добровольно присоединился к числу их помощников. Миновав главный зал, в котором сейчас было пусто, потому что гости все еще толклись вокруг Мити и Василисы, он направился к кладовой и зацепился взглядом за картину на стене. На обратном пути же замер перед ней и принялся разглядывать.
– Вам нравится? – Худенькая девушка, шедшая мимо, тоже остановилась. Он не мог припомнить ее в числе воспитанниц Заречья, но зато сегодня уже точно замечал рядом с Маргаритой Руян.
– Не понимаю, – добродушно ответил он, снова посмотрев на странное светлое полотно. – Когда я шел в ту сторону, показалось, что это просто разводы краски на холсте.
– А сейчас?
– Как будто небо поутру. И от его вида такая легкость на душе… Интересный эффект.
– Эх, – вздохнула она. – Жаль, мне не увидеть.
Он искоса глянул на нее. Ее глаза затянулись туманом.
– Я слепа, – пояснила она.
– Но, кажется, вам это не мешает находить верный путь. – Он на всякий случай еще раз оглядел зал: между плотно стоящими столами и ему было трудно протиснуться, а уж как это сделала она?
– О, это точно! – весело отозвалась девчонка. – Иногда даже приходится подсказывать верный путь зрячей сестре.
– Так вы здесь с сестрой?
– Да, с близняшкой.
Спина вдруг похолодела. Слепая смотрела на него и совершенно точно… видела.
– Ваши родители… тоже здесь?
– У нас с Агатой нет родителей. – Она не сводила с него мутных глаз. – Нас нашли в цветах – так говорит приемный отец. Просто он обожает цветы и украшает ими все подряд. Кстати, это кафе декорировал тоже он. Но мы-то знаем, что нас с Агатой нашли не в цветах, а в потустороннем детском доме.
«И нас тоже!» – захотелось воскликнуть Александру, но он сдержался: девочка как будто ждала от него этого признания. Неужели она все знала?
Леля улыбнулась.
– Говорят, не зря близнецы приходят в этот мир вдвоем. Вы знаете, что если один умирает, то второй может забрать себе часть его судьбы? Либо горести, которые тот не успел прожить, либо счастье. Вы бы что выбрали?
Он хотел ответить, но осекся и вглядывался в ее лицо несколько долгих секунд. А потом развернулся и быстро зашагал на веранду, все поняв: не чудаковатая девочка говорила с ним, а судьба. Он так торопился, что на выходе едва не сшиб чесучовый мешок на стене с чем-то тяжелым и гулким, прикрытый венком из болотных трав. Леля только пожала плечами и медленно двинулась следом, заботливо поправив съехавший венок и задравшуюся ткань – под мешком виднелись козлиные рога и внушительный птичий клюв масок для колядок.
Александр почти выбежал на веранду и очутился возле своей воспитанницы Маргариты, чем, казалось, немного ее испугал.
Маргарита встала на цыпочки и повертела головой, ища Полину, и, когда обернулась, едва не отскочила: Александр Владимирович вырос прямо за ее спиной. Глаза его горели.
Посвящение длилось двое суток, и наставник, после того как ее унесли в лазарет, вернулся к воспитанникам. Маргарита же отсыпалась и восстанавливала силы. После им приходилось встречаться со всеми Огненными вместе, а несколько раз и вдвоем: наставник вел беседы с каждым из своих воспитанников, обсуждал с ними планы. Кто-то собирался остаться в Заречье, кто-то перебирался в Дивноморье или Китеж, некоторые уезжали в город, уже решив, чем хотят заниматься. Маргарита не сразу догадалась, что для такого разговора обычно хватало одной встречи. И только ее он приглашал несколько раз. Он держался на отдалении, но все-таки посмеивался над ее шутками. Иногда они подолгу шли молча. Иногда разговаривали без остановки о чем-то постороннем. Но никакой ясности это не внесло. Маргарита желала узнать, почему некоторые ее письма остались без ответа, почему Александр Владимирович, сам начавший их переписку, вдруг надолго и без объяснений пропал. Почему так холодно вел себя с ней, когда вернулся, а теперь назначал встречи. Но правда ее страшила, и потому о переписке она ни разу не обмолвилась. В конце встреч наставник выглядел так, будто собирался сказать что-то еще, подвести итог долгой беседы, но вместо этого просто кивал на прощание и уходил.
Сегодня же это снова повторилось. Уже дважды он оказывался возле нее с вежливыми вопросами о настроении, с добрыми комментариями в адрес Мити с Василисой и еще чем-то подобным. И каждый раз выражение его лица сбивало ее с толку.
– Маргарита, послушай. – Но теперь он смотрел ей в глаза прямо и чуть печально. – Возможно, я тороплю события… Но я не могу отрицать, что чувствую, как отношения между нами меняются.
