– Как-то, – просто ответил Эван. – Выбора-то нет. Да, Серена, во мне живут мысли и воспоминания автора этой Вселенной, да и сам я – его альтер эго. Он погиб, пока писал этот роман, и все почему-то ожило. А я оказался заперт в теле героя, который ничего не может изменить. Я не знаю как… Не знаю. И ничего не могу: ни Ветру крылья отрастить, ни Лин сделать взрослой, ни тебя отправить к Бену. Прости, но не могу. Или не знаю как…
Серена улыбалась. Так, как улыбаются те, кто идет на смерть – спокойно и устало. Она была готова к такому ответу, но не была готова смириться с ним, потерять эту крохотную надежду, что точила ее изнутри последние дни.
Сколько таких, как она, ходило теперь по дорогам этой Вселенной, надеялось встретиться с Эваном и получить свой счастливый билет домой? Или хотя бы возможность наконец умереть и не вспоминать больше ничего. В тот момент Элис так остро почувствовала масштаб трагедии, которую сотворила собственными руками… О чем она думала? О правде и лжи? О том, что ее предали? Это было так мелочно и жалко по сравнению с тем, что должен был чувствовать Эван, какую ношу он взвалил на себя, открывшись людям. По ее вине открывшись. Ведь это она спровоцировала, заставила, бросила его в самом начале этой адовой дороги, еще и приплясывая на его костях! И это перед ней сидела всего лишь одна Серена, которую Элис тоже успела линчевать своим непониманием. А ведь там были тысячи и тысячи персонажей, миллионы оттенков боли и одна большая надежда на всех. В противовес уставшему Эвану, который даже ходить не мог.
– Так, наверное, и должно быть, – прошептала Серена в пустоту. – Нельзя вернуться туда, где однажды умер. Глупо это все было…
Она снова погладила Эвана по щеке, печально улыбаясь. Мыслями она была где-то далеко, там, куда больше всего хотела вернуться. В ее взгляде не было жизни и страсти, она словно вводила себе тот самый яд раз за разом, умирая прямо здесь и сейчас. И никакие цветы не смогли бы вернуть ее к жизни.
– Серена, прости…
– Нет, Эван, это ты прости меня! Я должна была просто прийти поддержать тебя, как друг, а не становиться в очередь за чудом. Ты ведь просто помог мне по прибытии, а я… И даже не думай говорить, что ты виноват в чем-то! Это бред! – Она обхватила себя руками, словно замерзла в душной тесной палате от внезапного холода собственных мыслей. – Я надеюсь, что люди поймут тебя. Поймут, что ничего нельзя изменить и ты не виноват. Вот только сколько времени им понадобится на это… Бедный, бедный Эван…
Серена машинально баюкала себя, сидя на краешке кровати, и с сочувствием смотрела на Эвана. Элис хотелось испариться куда-нибудь от стыда и разрывающей на части боли. Вот так, как сейчас Серена, должна была поступить она, любящая или просто влюбленная – неважно. А она вела себя как дура из раза в раз, вот даже полчаса назад. И тот неслучившийся поцелуй… Как хорошо, что он все-таки сорвался! Она не имела права поддаваться эмоциям теперь, когда закрылась в тот самый нужный момент. Элис ненавидела себя и не знала, как все исправить.
– Отдыхайте. – Серена сжала пальцы Эвана на прощание и постаралась, чтобы в этот раз улыбка выглядела менее жалостливой. – Пока у вас есть возможность. Все должно наладиться, я уверена. И вы всегда можете обратиться ко мне, если понадобится какая-нибудь помощь или поддержка.
– Спасибо. – Элис порывисто обняла Серену, вкладывая в эти объятия все свои извинения, что скопились в ней с их последней встречи. Судя по взгляду, Серена ее поняла и приняла. Ее губы подрагивали, готовые вот-вот растянуться в плачущем крике, немом и отчаянном. Серена подхватила свою сумку, другой рукой придерживая подол юбки, и вышла из палаты, оставляя за собой шлейф печали и пустоты. Элис стояла на месте, боясь шелохнуться. Дальше придется объясняться, говорить, просить, плакать – все что угодно… Но она не была готова, она была опустошена и напугана тем, что для нее открылось с приходом Серены.
– Как ты думаешь, она будет в порядке? Я переживаю за нее… – Эван посмотрел на Элис в упор, внимательно вглядываясь в каждую черточку на ее лице в почти темной комнате. Никто так и не решился включить свет – и без него было неловко.
– Она справится. Со временем. Но все это очень ее подкосило, ты видел.
– Видел, поэтому и волнуюсь. Она по прибытии лучше держалась, чем сейчас. – Эван растерянно почесывал бороду, кивая своим мыслям. – Ты ведь опять сейчас сбежишь, правда?
Элис встрепенулась от внезапной смены темы и тут же внутренне сжалась – он угадал все по ее тону, растерянному взгляду. Или просто слишком хорошо успел узнать.
– Я не готова сейчас. Прости, все это так… Черт, да не знаю я как! Я запуталась, у меня в голове такая каша, что любое слово, любое мое действие будет неправильным! – Были бы на голове волосы, Элис тут же принялась бы рвать их огромными клоками. Но оставалось только бессильно рычать и ненавидеть себя. – Я схожу за кофе, мне нужно проветриться.
– Нет! – Эван даже подскочил на кровати и против воли скривился в приступе боли. – Ты уже раз сходила.
– Я просто в кафетерий. Не стоит думать обо мне хуже, чем я есть. На самоубийцу пока не тяну. Хотя вот на полную дуру – пожалуйста!
– Элис…
Но она только махнула рукой и выскользнула из палаты. Яркий свет коридорных ламп слепил и резал глаза после полумрака. Элис жмурилась, отчего лицо неприятно ныло. Очень хотелось просто упасть где-нибудь и уснуть на несколько лет, чтобы открыть глаза – а все давно решилось, все хорошо, и можно больше не четвертовать себя мысленно и бороться с этими приступами паники. А именно так сейчас себя чувствовала Элис: тревожно, на грани истерики, словно вот-вот случится что-то плохое, а она не может этому помешать. Она остановилась, чтобы перевести дыхание и немного успокоиться, когда услышала крик. За поворотом кто-то истошно кричал, звал на помощь. Элис моментально бросилась туда, но резко затормозила: за углом раздалась череда выстрелов, и крик перерос в нечеловеческий вой. Судя по шуму, там кто-то боролся, и Элис, прижимаясь спиной к холодной матовой стене, стала скользить к повороту, чтобы хоть одним глазом увидеть, что происходит. Вытянув шею настолько, насколько позволяло укрытие, Элис аккуратно перевела взгляд на пост медсестры. Там были люди, одетые в черные куртки, в масках и с оружием в руках. Они избивали Сэма, который всеми силами пытался вырваться. А прямо к Элис, едва переставляя ноги, шла Акина. По ее белому костюму расползалось огромное кровавое пятно, которое она старательно зажимала руками. Затуманенный взгляд Акины, наконец, сфокусировался на Элис, и она произнесла одними губами – неестественно яркими от покрывающей их крови: «Беги». Элис очень хотелось помочь врачу, но она лишь закусила щеки изнутри, чтобы не закричать, и побежала. Она слышала выстрел за своей спиной и тот ужасающий звук, когда обессиленное тело с глухим ударом падает на пол. Она тихонько повторяла себе «беги», пока шаги, тяжелые и быстрые, настигали ее. Ноги запутывались в больничных тапочках, скользили по холодной плитке, голова кружилась, а в ушах слышался только стук крови, умноженный во сто крат. И в этот момент ее схватили огромные руки, с силой дернули на себя, сминая в охапку. Прежде чем ладонь в черной перчатке заткнула ей рот, вдавливая больной нос и растворяя остатки разума, Элис успела крикнуть самое глупое, что только могло прийти ей в голову:
