В то время как торговля взад-вперед друг с другом при всей своей бессмысленности – игра с нулевым исходом, после вычета доли наших крупье с Уолл-стрит она становится заведомо проигрышной игрой. (Вспомните о казино Лас-Вегаса, об ипподромах Атлантик-Сити или о пенсильванской лотерее.) Таким образом, вся совокупность инвесторов – а рядовые инвесторы неизбежно находятся в самом низу пищевой цепочки инвестирования, получая лишь ту рыночную доходность, которая остается после вычета доли крупье, – проигрывает в этой игре ровно столько, сколько зарабатывают наши финансовые посредники. $600 млрд в 2007 г. плюс еще сотни миллиардов долларов в предыдущие годы нанесли серьезный удар по доходам, заработанным инвесторами на бычьем рынке, и стали для них финансовой пощечиной на сменившем его медвежьем рынке. Неудивительно, что после этого последние остатки доверия к Уолл-стрит со стороны инвесторов канули в Лету. Те из нас, кто забыл о разнице между инвестированием и спекуляциями, и убежденные спекулянты – две группы, движимые в первую очередь жадностью, должны разделить ответственность за надувание финансового пузыря и последовавшую за этим катастрофу.
Когда владение акциями уступает место аренде акций, первым делом пропадает интерес к корпоративному управлению, а это предвестник всех проблем в нашей капиталистической системе. Идеальным собственником является долгосрочный, возможно, даже постоянный акционер, чьи цели тесно связаны с целями компании. Об этом было хорошо сказано в статье в лондонском журнале The Economist:
Сегодня все зависит от финансовых институтов, которые должны усилить давление в направлении реформ, призванных превратить советы директоров из марионеток исполнительного руководства в независимых наблюдателей… Финансовые институты также должны бороться за восстановление своих прав акционеров и активно пользоваться этими правами, в частности, выбирая директоров, которые будут обязаны представлять только их коллективные интересы как собственников. Топ-менеджеры по-прежнему будут управлять своими компаниями; но, как и у любого другого сотрудника, у них будет свой босс
[76].
Гигантские инвестиционные институты Америки должны взять на себя инициативу в достижении этих целей. Наши управляющие активами не только держат 75 % всех акций, но и располагают необходимым штатом специалистов, чтобы детально изучать финансовую отчетность корпораций и показатели их работы, а также результаты деятельности и пакеты вознаграждения генеральных директоров компаний. Более того, когда полное раскрытие результатов голосования по доверенности (пенсионными и взаимными фондами) станет обязательным, у них появится стимул голосовать таким образом, как этого ожидают от них их бенефициары. Нарушение нашими институтами своего фидуциарного долга в вышеуказанных аспектах возлагает на них немалую долю вины за то, что сегодня происходит в нашем финансовом секторе. (Кто, к примеру, анализировал проблемные бухгалтерские балансы наших банков?)
Когда они вернутся – а они обязаны это сделать – к своему традиционному фокусу на долгосрочном инвестировании, эти институциональные собственники должны будут бороться за доступ к рычагам контроля над корпорациями методами, соответствующими их положению крупных собственников, что будет свидетельствовать об их готовности осуществлять права и исполнять обязанности корпоративных граждан. Но если эти институты не вернутся к традиционным стандартам благоразумного инвестирования по собственной воле, нам придется принять федеральный закон о фидуциарной обязанности, который заставит их ставить интересы владельцев капитала на первое место и повернет наше сбившееся с пути общество агентов лицом к собственникам. Это одна из ключевых реформ в сфере регулирования, без которой невозможно восстановление нашей финансовой системы.
Разумеется, чтобы вернуть капитализм его собственникам, потребуется время. Но новая реальность, которая становится все очевиднее с каждым днем, такова, что ответственное корпоративное управление перестало быть идеалом, темой для дебатов. Оно стало насущной необходимостью. Роль собственников, я подчеркиваю, должна заключаться в том, чтобы обеспечить в самых существенных аспектах согласование интересов директоров и менеджеров с интересами акционеров. Когда возникает конфликт интересов, решение должно приниматься акционерами. Для всего нашего общества и для инвесторов важно, чтобы собственники, представленные главным образом инвестиционной Америкой, пришли к пониманию того, что ответственное корпоративное управление – не просто право. Это их обязанность перед обществом.
Учитывая нашу любовь к «историям» при обсуждении сложных вопросов, я предлагаю вашему вниманию три коротких рассказа, главными фигурами в которых являются три хорошо знакомых вам личности: 1) Алан Гринспен, 2) Бернард Мэдофф и 3) Барак Обама – невероятный триумвират странных компаньонов с их соответствующими ролями в том, 1) как начался этот финансовый кризис, 2) как мы обманывали сами себя и 3) что мы должны сделать, чтобы выпутаться из этих тяжелейших экономических передряг.
Алан Гринспен и пузырь
Нашим первым героем будет бывший председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен. Этот человек сделал больше, чем кто-либо другой, для надувания финансового пузыря и его неизбежного взрыва. Он успешно убеждал своих коллег из федерального правительства не ограничивать раздачу легких кредитных денег, в то время как давно настала пора затянуть гайки в кредитной сфере и игнорировать опасности фактически нерегулируемого ипотечного бизнеса банков, разрывавшего столь важную связь между заемщиками и кредиторами. Как оказалось, его интеллектуальный анализ и его влияние на рынок были основаны на неверных предположениях.
Надо отдать ему должное, в своем выступлении на слушаниях в конгрессе в октябре прошлого года Гринспен признал свои ошибки. Он признал, что кризис был вызван «кредитным цунами, которое случается раз в столетие» и которое невозможно было спрогнозировать, так как «обрушилось все интеллектуальное здание». «Те из нас, в том числе и я, кто предполагал, что кредитные институты жизненно заинтересованы и способны защитить активы своих акционеров, сейчас пребывают в состоянии шока», – сказал Гринспен. Эта незаинтересованность в саморегулировании, по его словам, является ключевым «пороком модели, которую я считал критической функциональной структурой, определяющей, как функционирует мир».
На этой фразе стоит остановиться: критическая функциональная структура, определяющая, как функционирует мир. Как заметил Джон Ланчестер в New Yorker, «найти порок в этой модели – раз плюнуть». Вот его точка зрения на эту ситуацию: «Представители власти считали, что они знают больше, чем знали на самом деле. Банкиры, судя по всему, слишком хорошо знали математику и недостаточно знали историю или, возможно, недостаточно знали и то и другое»
[77]. К чему я могу лишь добавить: достаточно!
Бернард Мэдофф, или Как мы дурачили сами себя
Теперь давайте перейдем к истории номер два о том, как мы обманывали сами себя на финансовых рынках, где инвесторы – как индивидуальные, так и институциональные, кажется, потеряли всякую трезвость мышления. Звездой шоу стали краткосрочные спекуляции, по своему размаху беспрецедентные в нашей истории, в то время как долгосрочное инвестирование фактически исчезло со сцены. Мы были слишком жадными; слишком охотно верили в волшебную способность наших управляющих активами переигрывать рынки; доверчиво платили большие деньги за то, чтобы получить эту сверхдоходность (которая оказалась несуществующей), и не отдавали себе отчета в том, что являемся жертвами мощной маркетинговой системы, смазывавшей механизм Уолл-стрит. Все эти пагубные факторы сошлись в крупнейшей финансовой пирамиде, выстроенной Бернардом Мэдоффом.
