6. В результате такого увеличения разнообразия фондов и их активного продвижения инвесторы, стремящиеся поймать следующий рыночный тренд, перемещают свои деньги между фондами с безумной скоростью. Хотите верьте, хотите нет, но средний период держания средств во взаимном фонде в 1951 г. составлял примерно 16 лет. Сегодня он сократился до четырех лет, а в 2000 г., в разгар скандалов вокруг запрещенного маркеттайминга, срок держания был и того меньше, около двух лет. Тогда многие управляющие фондами, включая самые крупные и уважаемые фирмы, которые я перечислил выше, в сговоре с привилегированными клиентами – хеджевыми фондами осуществляли краткосрочные операции с акциями взаимных фондов, что увеличивало издержки фондов и уменьшало доходы их долгосрочных акционеров – классический пример перехода от менталитета «есть вещи, которые просто нельзя делать» к менталитету «раз все так делают, я тоже буду так делать». Я лично был свидетелем и тех и других времен.
7. Наконец, нельзя не сказать про шокирующий рост расходов фондов. В 1951 г., когда я пришел работать в эту отрасль, при суммарных активах фондов в $2,5 млрд коэффициент расходов среднего фонда (расходы как процент от активов) составлял 0,77 %. В прошлом году, при суммарных активах фондов акций в $6,3 трлн, средний коэффициент расходов был в два раза выше: 1,43 %. В долларовом выражении расходы фондов выросли с $15 млн до $51 млрд, т. е. в 260 раз
[86]. При этом ставки комиссионных и сборов не только не снизились, а наоборот, выросли; и любая экономия на масштабе, возникающая благодаря управлению гигантскими пулами активов, идет в карман управляющих фондами. Исключения здесь редки: у семи из восьми крупнейших фондов по состоянию на 1951 г. средний коэффициент расходов увеличился с 0,60 % до 1,10 %. И только один фонд снизил затратность вложений для своих инвесторов с 0,60 % до 0,32 %. Это Vanguard Wellington Fund.
Итак, справедливости ради стоит отметить, что идеалистические принципы, выраженные мной в той старой дипломной работе: что фонды «должны управляться максимально честным, эффективным и экономичным образом… что индустрия должна сосредоточиться на снижении нагрузок и коэффициентов расходов» и что «главной миссией взаимного фонда должно быть служение своим инвесторам» – не только не были реализованы, но были безоглядно нарушены. Все это дает мне право говорить о том, что традиционные ценности деловой и инвестиционной культуры, некогда присущие нашей отрасли, сегодня стали исчезающими сокровищами.
Основания для надежды
Если бы я не нашел поддержки этому жесткому обвинительному акту, вынесенному мною нынешнему капитализму, со стороны некоторых наиболее уважаемых персон, я, возможно, не был бы столь уверен в своей позиции. Но созвучные мнения были высказаны людьми, пользующимися огромным авторитетом в деловых и инвестиционных кругах, что существенно меняет дело. Вот, например, что сказал выдающийся финансист, экономист и историк Генри Кауфман в своей замечательной книге «О деньгах и рынках» (On Money and Markets), вышедшей в 2001 г.:
Неконтролируемое финансовое предпринимательство легко выходит за рамки дозволенного и может вести к серьезным злоупотреблениям и попиранию законов и этических норм финансовой системы. Такие злоупотребления ослабляют национальную финансовую структуру и подрывают общественное доверие к финансовому сообществу… Только при достижении надлежащего равновесия между предпринимательской инновацией и традиционными ценностями – благоразумием, стабильностью, безопасностью и здравомыслием – можно улучшить соотношение выгод и затрат в нашей экономической системе… Когда финансовые пираты и недобросовестные руководители компаний переходят границы разумного, страдают все участники рынка… и понятие доверительного управления и фидуциарной обязанности часто теряются в царящем беспорядке
[87].
Доктор Кауфман не одинок в своем мнении. Феликс Рогатин, бывший управляющий директор Lazard Freres и один из мудрых людей на Уолл-стрит, несколько лет назад написал в Wall Street Journal следующее:
Я – американец и капиталист, и я верю, что рыночный капитализм – лучшая экономическая система из когда-либо существовавших. Но эта система должна быть справедливой, она должна быть регулируемой и этичной. Последние годы показали, какие эксцессы способна породить эта система, когда финансовый капитализм и современные технологии ставятся на службу неприкрытой алчности. Только сами капиталисты могут убить капитализм, и наша система более не выдержит злоупотреблений того рода, свидетелями которых мы были недавно, как и не выдержит дальнейшей финансовой и социальной поляризации, наблюдаемой нами сегодня
[88].
Судя по всему, в некоторых важных аспектах невидимая рука капитализма подвела нас. Вот уже хорошо знакомые сентенции Адама Смита из его знаменитого труда «Исследование о природе и причинах богатства народов»:
Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов… осуществляя [наше] производство таким образом, чтобы его продукт обладал максимальной стоимостью, [мы преследуем] лишь свою собственную выгоду… и невидимой рукой направляемся к цели, которая совсем и не входила в [наши] намерения.
В 2004 г. В летнем выпуске журнала Daedalus лауреат Нобелевский премии по экономике Джозеф Стиглиц подверг концепцию «Невидимой руки» объективной оценке. Исходя из предположений о «совершенной конкуренции, совершенных рынках и совершенной информации… своекорыстие вполне может быть возведено в ранг добродетели». Но эти предположения являются ложными. Как заметил коллега Стиглица, также нобелевский лауреат Пол Самуэльсон в первом издании своего классического учебника «Экономика: вводный курс» (первая книга по экономике, прочитанная мною в Принстонском университете в 1948–1949 гг.), «о совершенной конкуренции, с точки зрения циника, можно было бы сказать то же, что сказал Бернард Шоу о христианстве: единственная беда христианства состоит в том, что оно никогда не было испытано»
[89]. Между тем, продолжает Стиглиц, «общества, где существуют высокие уровни доверия, лояльности и честности, гораздо более успешны, чем те, где эти добродетели – подлинные добродетели – отсутствуют. Экономисты только сейчас начинают понимать, как неэкономические ценности улучшают экономические показатели».
Так что же мы должны сделать? Поскольку как возвращение нашего общества к указанным ценностям и добродетелям – задача не для слабых духом, несложно указать путь, которым мы должны следовать. Если каждый индивидуальный инвестор – не только тот, кто держит акции напрямую, но и тот, кто держит их косвенно через взаимные фонды, – будет преследовать только собственную экономическую выгоду, мы достигнем больших успехов в возвращении исчезающих сокровищ капитализма. Вот где «невидимая рука» Адама Смита, я думаю, окажется нам полезной.
