Уже в казарме, переодеваясь в парадную форму, он едва смог застегнуть пуговицы – с серебряного лика каждой из них на него взирал герб Капитолия. Пальцы не слушались, ноги подкашивались, как во время бомбежки, однако кое-как он добрел до арсенала и взял автомат. В кузове грузовика остальные миротворцы, никого из которых он не знал по имени, его сторонились. Кориолан чувствовал, что запятнал себя дружбой с приговоренным.
Как и во время казни Арло, Кориолану велели стоять в заднем ряду сбоку от виселицы. На пустыре собралась огромная недовольная толпа, что было очень странно – вряд ли Сеян успел бы добиться такой поддержки за пару недель в Дистрикте-12. Все прояснилось, когда подъехал закрытый фургон и оттуда вывалились Сеян и Лил в тяжелых цепях. При виде девушки многие в толпе принялись выкрикивать ее имя.
Арло, бывший солдат, закаленный годами работы в шахте, держался с достоинством, по крайней мере, пока не услышал крик Лил в толпе. Однако Сеян с Лил настолько ослабели от ужаса, что выглядели гораздо моложе своих лет. Трясущиеся ноги их не держали, и это лишь усиливало гнетущее впечатление, что к виселице тащат двух невинных детей. Лил помогали двое миротворцев с мрачными лицами, которым, вероятно, придется пить всю ночь, чтобы стереть из памяти это событие.
Когда они проходили мимо оцепления, Кориолан встретился взглядом с Сеяном и увидел в нем восьмилетнего мальчугана, стоявшего в углу школьной площадки с пакетиком мармеладок, судорожно зажатым в кулачке. Только вот этот мальчик был напуган гораздо, гораздо сильнее. Губы Сеяна сложились в имя, Корио, лицо исказилось от боли. То ли просьба о помощи, то ли обвинение в предательстве – неизвестно…
Миротворцы поставили приговоренных бок о бок на люках. Офицер принялся читать список обвинений, стараясь перекричать толпу, и до Кориолана донеслось лишь слово «измена». Когда на шеи преступников надели петли, он отвел взгляд и увидел убитую горем Люси Грей. Она стояла в передних рядах в сером платье, спрятав волосы под черный шарф, и не отрываясь смотрела на Сеяна. По щекам ее катились слезы.
Началась барабанная дробь, и Кориолан зажмурился изо всех сил, жалея, что нельзя заткнуть и уши. Но он стоял в строю и не мог, поэтому услышал все: и крик Сеяна, и стук люков, и соек-говорунов, подхвативших последнее слово Сеяна. Они повторяли его снова и снова, надрываясь в ослепительных лучах солнца:
– Ма! Ма! Ма! Ма! Ма!
Глава 29
Кориолан продержался до конца, сохранив каменное лицо и не проронив ни слова. Он вернулся на базу, сдал автомат и пошел в казарму. Он ловил на себе любопытные взгляды: Сеяна знали как его друга или, по крайней мере, члена его отряда. Все ждали, что Кориолан сломается, но он не доставил им такого удовольствия. Придя в комнату, Кориолан медленно разделся, аккуратно повесил форму и разгладил складки. Вдали от любопытных глаз уже не нужно было держать спину, и плечи его понуро поникли. За весь день он проглотил всего пару глотков яблочного сока, и теперь у него не хватило сил присоединиться к своему отряду для стрельбы по мишеням, смотреть в глаза Блохе, Дылде и Улыбе. Руки дрожали так сильно, что автомат все равно бы не удержали. Кориолан опустился на койку Дылды и долго сидел в душной комнате в одном белье, ожидая своей участи.
Рано или поздно это непременно случится. Наверно, следует пойти и сдаться, пока его не арестовали из-за признания Спруса или, что более вероятно, Сеяна, раскрывшего подробности убийств. Даже если они ничего не сказали, на автомате осталась его ДНК. Спрус так и не покинул Дистрикт-12, видимо, залег на дно в ожидании побега Лил, значит, оружие пока здесь. Возможно, именно сейчас его исследуют, чтобы подтвердить причастность Спруса к убийству Мэйфэр, и обнаружат, что стрелял рядовой Сноу… Тот самый, который заложил своего лучшего друга и отправил его на виселицу.
Кориолан закрыл лицо руками. Он убил Сеяна, хотя и не забил его до смерти дубинкой, как Бобина, и не застрелил, как Мэйфэр. Он убил человека, который считал его братом. И все же, несмотря на мерзость содеянного, тоненький голосок в его голове неустанно повторял: «Разве у тебя был выбор?» Какой там выбор! Сеян несся к своей гибели на всех парусах и заодно увлек за собой Кориолана, дотащив его до самого подножия виселицы.
Он попытался рассуждать логически. Без него Сеян все равно бы погиб на арене, став добычей трибутов. По сути, Кориолан подарил ему еще несколько недель жизни и второй шанс, возможность исправиться. Сеян им не воспользовался. Не смог. Не захотел. Он был тем, кем он был. Наверно, в глуши ему жилось бы прекрасно. Бедный Сеян! Бедный ранимый, глупый, мертвый Сеян!
Кориолан подошел к шкафчику Сеяна, достал коробку с личными вещами, сел на пол и разложил содержимое перед собой. Единственное дополнение к прежнему набору предметов – парочка домашних печений, завернутых в салфетку. Кориолан откусил кусочек. Почему бы и нет? Во рту стало сладко, и перед его мысленным взором замелькали картинки: Сеян протягивает ему сэндвич в зоопарке, Сеян дает отпор доктору Галл, Сеян обнимает его по пути на базу, Сеян раскачивается на веревке…
«Ма! Ма! Ма! Ма! Ма!»
Кориолан поперхнулся печеньем, кислая волна подступила к горлу и рванула наружу. Все тело вдруг обильно покрылось потом. Прислонившись к шкафчикам, он подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и горько зарыдал. Он оплакивал Сеяна, и бедную старушку «ма», и милую, преданную Тигрис, и слабую, выжившую из ума Мадам-Бабушку, которая скоро лишится единственного внука таким вот позорным образом. Он горевал и о себе, потому что жизнь его могла оборваться в ближайшее время. Кориолан задохнулся, судорожно хватая воздух ртом, словно шею уже сдавила петля. Умирать не хотелось, особенно на том пустыре, где птицы-переродки подхватят его последний крик. Кто знает, что может вырваться у человека в такую минуту. Он будет висеть мертвый, и птицы станут горланить его слова до тех пор, пока сойки-пересмешницы не превратят их в жуткую песню!
Вскоре Кориолан успокоился и сидел, поглаживая холодное мраморное сердце из коробки Сеяна. Если ничего другого не остается, он встретит смерть как мужчина. Как солдат. Как Сноу. Надо смириться с участью, привести дела в порядок и попытаться хотя бы чуть-чуть загладить вину перед теми, кого любит. Сняв с серебряной рамки заднюю крышку, Кориолан обнаружил еще много наличных, оставшихся после покупки оружия. Взяв дорогой кремовый конверт, пачку которых Сеян привез из Капитолия, он запихал деньги внутрь, заклеил и адресовал письмо Тигрис. Сложив вещи обратно в коробку, убрал ее в шкафчик. Что еще? Люси Грей, его первая и, похоже, единственная любовь… Ему захотелось оставить ей что-нибудь на память о себе. Порывшись в своих вещах, Кориолан выбрал оранжевый шарфик, поскольку все музыканты из ее ансамбля обожали яркие цвета. Пока он не знал, как передать ей подарок, но если ему удастся дотянуть до воскресенья, то можно попробовать выскользнуть с базы и увидеть ее в последний раз. Кориолан аккуратно свернул шарфик и положил вместе со струнами, присланными Плюрибом. Умывшись, он оделся и сходил в почтовое отделение отправить деньги домой.
За ужином Кориолан шепотом рассказал соседям по казарме о том, как прошла казнь, опустив некоторые подробности.
