– Чем обязан такой чести? – спросил он.
– Я надеялся получить обратно пудреницу моей матери, если она вам больше не нужна, – объявил Сноу.
Директор Хайботтом сунул руку в ящик и швырнул пудреницу на стол.
– Это все?
– Нет. – Кориолан достал из сумки коробку Сеяна. – Сегодня я хочу вернуть личные вещи Сеяна его родителям. Не знаю, что делать с этим. – Он выложил содержимое коробки на стол и поднял аттестат в рамке. – Вряд ли вам хочется, чтобы он где-нибудь всплыл. Диплом Академии, врученный изменнику.
– Какая похвальная сознательность, – заметил директор Хайботтом.
– Результат службы миротворцем. – Сноу перевернул рамку, отогнул зажимы и вытащил аттестат. Потом, словно повинуясь внезапному порыву, заменил его семейным фото Плинтов. – Пожалуй, так его родителям понравится больше. – Оба уставились на остатки жизни Сеяна. Затем Кориолан смел три флакона с лекарствами в мусорное ведро возле стола. – Чем меньше плохих воспоминаний, тем лучше.
Директор Хайботтом смерил его взглядом.
– С каких это пор ты обзавелся сердцем? Неужели Дистрикт-12 так на тебя повлиял?
– Скорее Голодные игры, – поправил его Сноу. – И этим я обязан вам, поскольку именно вы их придумали.
– Не только я, половина заслуги в этом грязном деле принадлежит твоему отцу, – сообщил директор.
Сноу нахмурился.
– Что вы имеете в виду? Я думал, что Голодные игры – ваша идея, которая пришла вам в голову в Университете.
– Доктор Галл вела у нас один предмет, который я едва не завалил, потому что испытывал к ней непреодолимое отвращение. Мы разбились на пары для финального проекта, и я был с моим лучшим другом – Крассом, разумеется. Нам задали придумать наказание для врагов настолько суровое, чтобы они никогда не забыли, как перед нами провинились. Я всегда любил головоломки и создал нечто до абсурдного простое и в то же время изящное: изуверство чистой воды, ловко замаскированное под спортивное мероприятие. Развлечение. Я напился, а твой отец продолжал мне подливать, играя на моем тщеславии, пока я не облек всю эту затею в плоть и кровь. Он уверял, что это шутки ради и никуда дальше не пойдет. Наутро я проснулся в ужасе от того, что натворил, хотел порвать свой проект на мелкие кусочки, но было поздно. Твой отец взял и отнес его доктору Галл, не спросив моего разрешения. Оценка ему, видишь ли, понадобилась. Я так его и не простил.
– Он мертв, – напомнил Сноу.
– Зато она жива! – резко бросил директор Хайботтом. – Моя идея была чисто умозрительной и не предполагала практического применения. Кто, кроме самого подлого чудовища, додумался бы претворить ее в жизнь? После войны Галл извлекла на свет мой проект и представила меня Панему как создателя Голодных игр. В ту ночь я впервые попробовал морфлинг… Я надеялся, что рано или поздно эти отвратительные Игры канут в забвение, но нет. Доктор Галл взяла их в свои руки, как и меня, и проводит их уже на протяжении десяти лет.
– Голодные игры, безусловно, подтверждают ее взгляд на человечество, – заметил Сноу. – Особенно благодаря участию детей.
– И зачем же ей дети? – спросил директор Хайботтом.
– Мы считаем их невинными. А если даже самые невинные из нас превращаются на Голодных играх в убийц, о чем это говорит? По своей природе все мы жестоки, – объяснил Кориолан.
– И склонны к саморазрушению, – пробормотал директор.
Сноу вспомнил рассказ Плюриба о ссоре между его отцом и Хайботтомом и процитировал письмо:
– Как мотыльки на огонь. – Директор прищурился, но Кориолан лишь улыбнулся и сказал: – Ясно, что вы меня просто проверяете. Вы знаете ее гораздо лучше, чем я.
– Сомневаюсь. – Директор Хайботтом поводил пальцем по серебряной розе на пудренице. – Итак, что же она сказала тебе на прощанье?
– Доктор Галл? – спросил Сноу.
– Твоя певчая птичка, – пояснил директор. – Когда ты уезжал из Двенадцатого, ей было грустно с тобой расставаться?
– Полагаю, грустно было нам обоим. – Сноу положил пудреницу в карман и собрал вещи Сеяна. – Мне пора. Сегодня привезут новую мебель для гостиной, и я обещал кузине присмотреть за грузчиками.
– Ну, тогда иди, – сказал директор Хайботтом. – Возвращайся в свой пентхаус.
Сноу не хотелось обсуждать Люси Грей ни с кем, тем более с директором. Улыба прислал ему письмо на старый адрес Плинтов, где упоминал о ее исчезновении. Все думали, что Люси Грей убил мэр, но доказать не могли. Что касается ее ансамбля, то новый командир базы, сменивший Хоффа, первым делом запретил представления в Котле, заявив, что от музыки одни неприятности.
«Да, – подумал Сноу. – Совершенно верно».
Значит, судьба Люси Грей стала загадкой, как и судьба той маленькой девочки из жутковатой баллады, в честь которой она получила свое имя. Интересно: жива она, мертва или стала призраком, бродящим в глуши? Кто знает… Да и не важно – их обеих погубил снег. Бедная девочка-призрак, поющая со своими птицами.
В полночь, в полночь
К дубу приходи,
Станем мы свободны, крикну я «беги!».
Пусть себе летает по Дистрикту-12, ведь ни ей, ни ее сойкам-пересмешницам никогда не удастся ему навредить.
Порой Сноу вспоминал приятные моменты и почти мечтал, чтобы все закончилось иначе. Впрочем, если бы он остался, у них все равно бы ничего не вышло. Просто они слишком разные. К тому же любовь вредна – она делает человека глупым и уязвимым. Если он и женится, то выберет женщину, которая не сможет затронуть его сердце. Даже скорее ту, кого будет ненавидеть, чтобы она не смогла им манипулировать, как Люси Грей. Никакой ревности, никакой слабости. Ливия Кардью подошла бы идеально. Кориолан представил их вместе – президент и первая леди – на открытии Голодных игр через несколько лет. Когда он будет править Панемом, то Игры, разумеется, сохранит. Люди станут называть его безжалостным и жестоким тираном. Зато он обеспечит им выживание, даст шанс развиваться. Разве человечество может мечтать о большем? В самом деле, оно должно быть ему благодарно.
Сноу прошел мимо ночного клуба Плюриба и чуть улыбнулся. Крысиный яд можно раздобыть в разных местах, но он тайком подобрал щепотку именно на задворках этого заведения. Дома пришлось потрудиться, запихивая его во флакончик с морфлингом, к тому же в перчатках это было вдвойне неудобно. В конце концов ему удалось насыпать туда достаточное количество. На всякий случай Сноу хорошенько протер флакон. У директора Хайботтома не возникло ни малейших подозрений, когда он достал флакон из мусорного ведра, открутил крышечку и капнул морфлинг на язык. Хотелось надеяться, что директор испустил последний вздох, осознав неизбежность того, что однажды поймет весь Панем.
Сноу всегда берет верх.
Благодарности
Я хочу поблагодарить своих родителей за любовь и поддержку моего творчества: моего отца за то, что с ранних лет учил меня философии эпохи Просвещения и обсуждал со мной теорию естественного состояния; и мою маму, специалиста по английской филологии, за привитую мне любовь к чтению и долгие счастливые часы за фортепиано.
