– Ты их обожал! Ждал их с таким нетерпением, что даже про завтрак не желал слышать. В дни парадов у нас всегда собирались гости.
– Места в первом ряду… – Кориолан накорябал на бумажке слова «военная форма» и «парад», потом добавил «фейерверк». – Полагаю, в младенчестве меня привлекали любые зрелищные мероприятия.
– А индейку помнишь? – неожиданно спросила Тигрис.
В последний год войны длительная осада довела жителей столицы до полного отчаяния и даже до каннибализма. Лимская фасоль подходила к концу, и они несколько месяцев не ели мяса. Для поднятия боевого духа президент объявил пятнадцатое декабря Днем героев нации. По телевизору показали документальный фильм, посвященный десятку жителей, которые погибли, защищая Капитолий, включая отца Кориолана, генерала Красса Сноу. Электричество дали лишь к началу трансляции, а перед этим его не было целый день, соответственно, отопление тоже не работало. Они все вместе грелись под одеялом на огромной бабушкиной кровати, и там же остались, чтобы посмотреть, как чествуют капитолийских героев. У Кориолана сохранились об отце весьма смутные воспоминания, и, хотя он знал это лицо по старым фотографиям, его до глубины души поразил звучный отцовский голос и непримиримая позиция в отношении мятежных дистриктов. Едва закончился гимн, как в дверь постучали. На пороге стояли трое солдат в парадной форме с памятной плакеткой и двадцатифунтовой замороженной индейкой в подарок от правительства. С претензией на былую роскошь Капитолий расщедрился также на пыльную банку мятного джема, банку консервированного лосося, три потрескавшихся ананасовых леденца, мочалку из люффы и свечу с цветочным ароматом. Солдаты поставили корзинку со снедью на столик в холле, прочли благодарственное письмо, пожелали всем доброй ночи и удалились. Тигрис расплакалась, Мадам-Бабушка бессильно опустилась на стул, а маленький Кориолан первым делом бросился запирать дверь, чтобы защитить неожиданно свалившееся на них богатство.
Они поели тостов с лососем и решили, что на следующий день Тигрис вместо школы займется индейкой. Кориолан отнес Плюрибу приглашение на ужин, написанное на почтовой бумаге с фамильной монограммой, и тот пришел с бутылкой поски и помятой банкой консервированных абрикосов. Вооружившись старой поваренной книгой, Тигрис превзошла саму себя, и они полакомились индейкой в сладкой глазури, фаршированной хлебом и капустой. Кориолану никогда не доводилось пробовать ничего вкуснее.
– До сих пор считаю тот день одним из лучших в жизни. – Кориолан добавил к списку «избавление от лишений». – Ты сотворила настоящее чудо! Мне ты казалась взрослой, хотя на самом деле была просто маленькой девочкой, которая храбро справилась с огромной индейкой.
Тигрис улыбнулась.
– Ты тоже держался молодцом. Помнишь Сад победы на крыше?
– По части петрушки я стал настоящим профи! – засмеялся Кориолан.
Впрочем, он гордился своей петрушкой. Она оживляла суп, и иногда удавалось ее на что-нибудь обменять. К списку важных вещей добавилась «находчивость».
Так Кориолан и написал эссе, перечисляя свои маленькие детские радости, и все же остался собой недоволен. Он вспомнил события последних двух недель: взрывы на арене, гибель одноклассников, побег Марка и возвращение ужаса, испытанного во время осады Капитолия. И добавил еще абзац про огромное облегчение после победы, про мрачное удовлетворение при виде врагов Капитолия, поставленных на колени. Сколько горя причинили повстанцы ему и его близким, а теперь уже не в силах навредить никому!.. Лишь сила дает безопасность и возможность все контролировать. Да, пожалуй, это и есть самое приятное!
Утром, глядя на уцелевших менторов, бредущих вразнобой на воскресное собрание, Кориолан пытался представить, кем те могли бы стать. В начале войны они едва умели ходить, в конце им исполнилось лет по восемь. Хотя трудностей стало меньше, Кориолан и его одноклассники все еще были весьма далеки от той красивой жизни, которая причиталась им по праву рождения. Их мир возрождался из руин медленно, и пока перспективы выглядели довольно мрачно. Если бы он только мог вычеркнуть из жизни продуктовые карточки и бомбежки, голод и страх, если бы мог заменить их достойным и безоблачным существованием, узнал бы он этих ребят?..
Вспомнив о Клеменсии, Кориолан ощутил острое чувство вины. Выйдя из больницы, он так и не удосужился ее навестить, разрываясь между домашними заданиями и подготовкой Люси Грей к Играм. Впрочем, дело тут было не только в нехватке времени. Он не испытывал ни малейшего желания возвращаться в больницу и видеть, в каком состоянии находится Клеменсия. Вдруг доктор солгал, и она вся покрылась чешуей? Вдруг она вообще превратилась в змею? Глупо, конечно, однако зловещая лаборатория в Цитадели навевала на Кориолана паранойю. Вдруг подчиненные доктора Галл только и ждут, чтобы его там запереть? Полная чушь! Если бы им хотелось его задержать, могли бы сделать это прямо в больнице. В общем, Кориолан в конце концов понял, что накручивает себя напрасно, и решил навестить Клеменсию при первой же возможности.
Доктор Галл явно любила вставать пораньше, в отличие от директора Хайботтома. Вдвоем они прошлись по всем вчерашним выступлениям. Кориолан с Люси Грей разбили противников в пух и прах, однако и те, чьи трибуты дотянули до интервью и приняли в нем участие, тоже получили баллы. Счастливчик Фликермен с «Капитолий-ТВ» регулярно сообщал последние новости с Главного почтамта по ставкам и подаркам. Хотя фаворитами Игр считались Теннер и Джессап, Люси Грей заработала в три раза больше подарков, чем ее ближайшие соперники.
– Вы только посмотрите, – проговорила доктор Галл. – Эти люди посылают хлеб несчастной худышке с разбитым сердцем, которая заведомо не может выиграть! Какой в этом урок?
– На собачьих боях я видел, как ставят на шавок, что едва держатся на ногах, – поделился Фест. – Людям нравятся аутсайдеры.
– Скорее им нравятся хорошие песни о любви, – улыбнулась Персефона, показав ямочки на щеках.
– Дураки! – презрительно усмехнулась Ливия. – У девчонки нет ни единого шанса.
– Зато романтики хоть отбавляй. – Щенок захлопал ресницами и сочно причмокнул.
– Да, романтические и идеалистические понятия бывают довольно привлекательными. И теперь самое время перейти к вашим эссе. – Доктор Галл уселась на лабораторный стул. – Посмотрим, что у вас вышло.
Вместо того чтобы собрать работы, доктор Галл попросила учеников прочесть вслух по фрагменту. Одноклассники Кориолана коснулись многих вещей, которые даже не приходили ему в голову. Одних в войне привлекало мужество солдат и шанс стать героем самому. Других восхищала тесная связь, которая возникает между боевыми товарищами или при участии в благородном деле вроде защиты Капитолия.
– Я чувствовала, что все мы – часть чего-то большого, – призналась Домиция. Она торжественно кивнула, и конский хвост у нее на макушке смешно подпрыгнул. – Чего-то важного. Ради спасения родины мы все шли на жертвы.
Кориолан ничуть не разделял подобных «романтических идей», поскольку не видел в войне абсолютно никакой романтики. Отвага в бою часто проистекает из стратегических просчетов командования. Он понятия не имел, готов ли закрыть Феста от пули, и вовсе не собирался это выяснять. Что же касается благородных идей применительно к Капитолию – неужели люди верят в подобную чушь? Желания самого Кориолана не имели ничего общего с благородством, его интересовал исключительно контроль над ситуацией. Нельзя сказать, что у него не было никакого морального кодекса, совсем напротив. Однако все, что связано с темой эссе – начиная с объявления войны и заканчивая парадами победы, – представлялось ему пустой тратой ресурсов. Кориолан поглядывал на часы, в то же время притворяясь увлеченным беседой, и мечтал, чтобы до него очередь не дошла. К парадам он давно охладел, могущество привлекало по-прежнему, но на фоне романтических бредней одноклассников выглядело каким-то бессердечным. И еще он сильно жалел, что написал про петрушку, ведь эта история звучала совсем по-детски.
