«Сегодня будет ненастная ночь,
Ты в город, Люси, ступай.
Возьми фонарь, как хорошая дочь,
И мать средь снегов встречай».
«Конечно, отец! Я рада помочь,
Часы на башне бьют два.
Ночь далеко, пройтись я не прочь,
И луна еще только взошла!»
На этом отец засучил рукава,
Растопкой заняться спешит.
Фонарь с собою Люси взяла,
Чтобы светить им в пути.
Быстронога, как горная лань,
Люси не ищет торных дорог.
По чистому полю идет вдаль,
Вздымая легкий снежок.
Злая метель поднялась до поры,
По холмам Люси бродила долго.
Дорогу искала в зимней ночи,
Но так и не добралась до города.
Вот как. Куча чепухи, но если кратко – девочка заблудилась в снегу. Ничего удивительно – родители сами послали ее в метель. И потом она, видимо, замерзла до смерти.
Несчастные отец и мать всю ночь
Звали средь снежной пурги.
Ни разу их не откликнулась дочь,
И не было видно ни зги.
К рассвету вышли они на холм,
С которого видно кругом;
Через овраг деревянный мост,
Бурлит вода подо льдом.
Всплакнули, домой пошли горевать,
«Люси, небось, средь небесных лугов».
И вдруг в снегу заприметила мать
Отпечатки знакомых ног.
Ну, отлично! Нашли ее следы. Счастливый конец! Кориолану доводилось слышать в исполнении Люси Грей дурацкую песенку про человека, который якобы замерз насмерть. Его решили кремировать в печи, но он оттаял и ожил. Какой-то Сэм, вроде бы. Наверно, эта песня – такая же нелепая чушь.
Ведут следы вниз по склону холма,
Родители бедной Люси по ним,
Сквозь пролом в изгороди спрямя,
Потом вдоль длинной стены.
Через поле открытое, наискосок:
Следы их исправно вели.
И вот на пути горный поток —
Они к мосту подошли.
С берега снежного у стремнины
Один за другим ведут ее шаги.
По доскам узким до середины,
А дальше – исчезли они!
Погодите-ка! Она что – растворилась в воздухе?!
Иные говорят, что и по сей день
Живо-здорово милое это дитя,
И можно встретить Люси Грей,
По дебрям пустынным бродя.
Нетореными тропами Люси идет,
Назад никогда не смотрит она.
Одинокую песню бедняжка поет,
Что в свисте ветра слышна.
Так это история с привидениями! Тьфу ты! Что за чушь? Придется полюбить ее к тому времени, как он встретится с музыкантами. Кому вообще пришло в голову назвать ребенка в честь девочки-призрака? Впрочем, если девочка стала призраком, то куда подевалось тело? Вероятно, Люси Грей устала от своих нерадивых родителей, которые посылают ее шляться по метели, и сбежала. Почему же она так и не выросла? Кориолан не мог понять дурацкую песню, да и выпитый самогон этому не способствовал. Однажды Ливия Кардью высмеяла его перед всем классом за то, что он не понял смысл стихотворения. Ужасная песня! Наверно, завтра никто о ней и не вспомнит… Нет, еще как вспомнят! Мод Беж захочет узнать его мнение. Надо сказать, что она была великолепна, и не развивать тему. А вдруг придется обсудить балладу подробно?
Кориолан решил посоветоваться с Сеяном, который всегда был силен в риторике, и узнать, нет ли у него каких-нибудь идеек. Перегнувшись через сидевшего между ними Блоху, он обнаружил, что место Сеяна пусто!
Глава 27
Кориолан огляделся, пытаясь скрыть растущую тревогу. Где же Сеян? Юноша настолько погрузился в музыку и так увлекся самогоном, что не заметил, когда исчез товарищ. Вдруг он передумал насчет Лил и прямо сейчас договаривается с повстанцами?
Кориолан подождал, пока публика закончит аплодировать Мод Беж и Люси Грей, вскочил и бросился к двери. В тусклом свете он столкнулся с Сеяном.
– Где ты был? – спросил Кориолан.
– Снаружи. Самогон во мне не задерживается. – Сеян присел на ящик и отвернулся к сцене.
Кориолан тоже вернулся на место и притворился, что смотрит представление, хотя мыслями был далеко. Самогон так ни на кого не действует, в отличие от пива. Он очень крепкий, выпили они мало. Еще одна ложь! Что это значит? Неужели Сеяна нельзя оставить без присмотра ни на секунду? На всякий случай остаток представления Кориолан продолжал бросать на него косые взгляды. После того как Мод Беж обошла зрителей с увитой лентами корзинкой, он держался поближе к Сеяну, однако тот как ни в чем не бывало помогал Блохе тащить на базу напившегося Дылду. Возможности поговорить наедине не представилось. Если Сеян ускользнул и вступил в заговор с повстанцами, то отповедь Кориолана после инцидента с Билли Бурым не помогла. Значит, нужна новая стратегия.
Воскресное утро оказалось слишком солнечным для похмельной головы Кориолана. Его стошнило, и он долго стоял под душем. Жирная яичница в столовой не лезла в горло, и он поклевал немного тостов, отдав свою порцию Сеяну, который с аппетитом умял все, лишь усилив подозрения Кориолана: вряд ли Сеян выпил вчера столько самогона, чтобы тот возымел на него хоть какой-то эффект. Их соседи по казарме вообще не вышли к завтраку. Пока Кориолан не найдет к Сеяну новый подход, придется глаз с него не спускать, особенно за пределами базы. К тому же сегодня ему понадобится компаньон для прогулки к озеру.
Хотя энтузиазм самого Кориолана увял, Сеян приглашению обрадовался.
– У нас будет настоящий выходной! Давай возьмем с собой побольше льда.
Пока Сеян уговаривал Кренделя дать им еще один пакет, Кориолан сходил в медпункт за аспирином. Встретились они у караулки и отправились в Шлак.
Короткой дороги юноши не знали, поэтому вернулись на городскую площадь и пошли тем же путем, что и на прошлой неделе. Кориолан хотел еще раз поговорить с Сеяном по душам, затем понял, что толку не будет: в прошлый раз того не испугало даже возможное обвинение в государственной измене. К тому же прямых доказательств сговора Сеяна с повстанцами не было. Вдруг он и правда ходил вчера отлить, тогда встретит все расспросы в штыки… Единственное реальное доказательство – припрятанные деньги, которые вполне мог вручить сыну Страбон. Тогда понятно, почему Сеян о них молчит: не хочет использовать нажитые на войне средства, для него это вопрос чести. Хочет добиться всего в жизни сам.
